Он остановился, оглянулся. В конце террасы, по которой он прошел, поднималась лестница; но она вела к Охранной Станции и к пиратам – Дик не смел туда вернуться. Было бы логично допустить, что подобная лестница вела наверх с противоположного конца проспекта.
Он повернулся и побежал вперед, больше не обращая внимания на древние сооружения. И действительно – там, где кончался проспект, такие же широкие ступени, как те, по которым он спустился, поднимались в темноту. Дик стал взбираться по лестнице шестиметровыми прыжками. Лестница сужалась, серые каменные стены сдвигались с обеих сторон. Ступени кончились; коридор круто устремился вверх, через сто метров выровнялся и разветвился на три туннеля. Дик колебался. Один из туннелей должен был вести на поверхность. Какой? Он попробовал зайти в крайний правый – тот почти сразу стал быстро спускаться. Дик вернулся к развилке, зашел в левый туннель. Через сто метров он наткнулся на глухую стену. Оставалось только идти по среднему коридору.
Дик направился вперед, испытывая любопытное ощущение правильности пути – возможно, благодаря именно такому инстинкту кошки и собаки возвращаются, потерявшись в тысячах километров от дома. Дик вышел в еще более широкий туннель, и этот новый туннель показался ему чем-то знакомым. Он внезапно почувствовал, что это был, скорее всего, тот самый туннель, выходивший к хижине Чокнутого Сэма, по которому он зашел в пещеры.
Дик поспешил вперед огромными прыжками; каменные стены быстро проносились мимо. Справа показался боковой проход, через несколько метров другой открылся слева. Дик игнорировал ответвления. Через две минуты он вырвался на поверхность – над головой раскрылось бескрайнее черное небо; Солнце ослепительно пламенело с яростью, заметной только в вакууме.
Дик облегченно остановился с глубоким дрожащим вздохом. Пустынная, безвоздушная, стерильная поверхность Луны в эту минуту выглядела радостно и гостеприимно, как родной белый дом, окруженный венерианскими цветниками. Но времени не было; Дик побежал к темной ложбине, где он оставил реактивную баржу. Баржа его ждала, никем не тронутая. Дик сразу вскочил на палубу и уже в следующее мгновение мчался на голубых реактивных струях к обсерватории.
Пока он летел, Дик размышлял о том, чтó ему следовало сделать по возвращении. Возникла сложная ситуация. Конечно, нужно было разбудить отца, новости были слишком важными, чтобы их можно было держать при себе. Если разбудить доктора Мердока еще нельзя было, пришлось бы исповедаться перед профессором Декстером – кто-то должен был разрешить передачу сообщения ооновским следователям и Космическому Флоту. А эта необходимость была чревата еще одной проблемой: сообщения, переданные по радио, усиливались ретранслятором Охранной Станции, то есть их перехватывал Василиск. Разумеется, Василиск не допустил бы ретрансляцию таких сообщений; более того, он мог организовать карательную экспедицию и захватить обсерваторию. Дик чуть пригнулся над приборами управления. Каким-то образом сообщение должно было быть принято на Земле. Каким? Он не знал.
Как только он отчитается о том, что ему довелось увидеть, вопрос будут решать другие – отец или профессор Декстер справятся с этой задачей лучше него. Как чудесно было успокоиться! Тем не менее, как только он вернется в обсерваторию, агент Василиска заметит его прибытие и, конечно же, сообщит Василиску о возвращении Дика, посвященного в планы нападения на марсианский Персеверин. Дик вздохнул. Проблема становилась слишком сложной. Дик устал, ему хотелось спать, не терпелось снять с себя невыносимую ответственность.
Обсерватория уже раскинулась под баржей. Дик приземлился на внутреннем дворе, подбежал к воздушному шлюзу, прошел в прихожую, снял скафандр и поспешил в салон. Салон пустовал.
Дик взбежал по лестнице – звуки его шагов отдавались одиноким эхом. Куда все подевались? Казалось, весь административный корпус обезлюдел. Дик поспешил к лазарету. Койка пустовала, отца здесь не было.
Дик побежал наверх, в комнату, которую они делили с отцом – там тоже никого не было. Что случилось? Дик поспешно спустился по лестнице и пробежал по переходной трубе в столовую. В кухне что-то позвякивало. Дик заглянул туда: на него удивленно взглянул Док Моул: «Где ты был?»
«Занимался разведкой… – уклончиво ответил Дик. – Куда все делись?»
Док Моул погремел кастрюлями, гневно поглядывая на Дика краем глаза: «Все снаружи, тебя ищут. Из-за тебя тут настоящий переполох, парень. Когда человек уходит и не возвращается дольше шести часов, становится ясно, что он попал в беду. Твой бедный отец не знал, чтó делать – его невозможно было удержать в лазарете. Если бы это зависело от меня, я не подпускал бы детей к реактивным баржам – особенно детей, которые уже продемонстрировали свою безответственность».
Дик медленно отвернулся и побрел обратно в административный корпус. Там он бросился в кресло; его нервы напряглись, как струны арфы. Не лучше ли было спрятаться у себя в комнате и показаться только тогда, когда вернется отец? В таком случае агент Василиска не узнал бы сразу о его возвращении… Нет, это была практически нецелесообразная идея. Баржа Чокнутого Сэма стояла у всех на глазах во внутреннем дворе. Кроме того, никакая власть ни на Земле, ни на Луне не удержала бы болтливый язык повара.
Дик поднялся на ноги – он больше не мог сидеть в неподвижности. Нужно было что-то сделать. Он вспомнил о фотографической камере и о снимке Василиска. Он мог проявить снимок и показать его отцу, как только тот вернется.
Дик устал, но ему придавало энергию гальваническое напряжение нервов. Он снял футляр камеры с ремня скафандра и побежал в «темную комнату» профессора Декстера.
Включив тусклый красный фонарь, Дик закрыл за собой дверь и вытащил из камеры заснятую пленку. Уже через несколько секунд на пленке появились цвета и формы. Дик промыл пленку, зажал ее в рамке увеличителя, тщательно сфокусировал изображение, выключил увеличитель, вставил под него фотографическую пластину и снова включил проектор.
Появился идеальный снимок. Тощая фигура Василиска стояла на «сцене», окидывая угрожающим взглядом выпученных золотых глаз толпу наемников; даже на снимке эти глаза вызвали у Дика приступ ужаса, приковывавшего к месту, вызывавшего беспомощность.
Дик включил свет и стоял, глядя на фотографию. Он снова взял себя в руки; ему стало стыдно за то, что он так легко уступал эмоциям. Василиск ни в коем случае не был сверхъестественным существом, у него не могло быть способности околдовывать взглядом. Заклятие, помешавшее Дику отойти от окна трапезной пиратов и убежать, было вызвано его собственным воображением – самогипнозом.
Дик наклонился, чтобы получше рассмотреть снимок. Странно, что Василиск, будучи обитателем Луны, одевался в театральный, но, по существу, земной костюм. Странно, что он не скрывал лицо. Дик присмотрелся к снимку еще внимательнее, а затем продвинул пластину под микроскоп, позволявший просматривать фотографии звездного неба под небольшим увеличением. Лицо Василиска приблизилось – так, как если бы Дик стоял в двух шагах. Дик напрягся, у него перехватило дыхание – он был на пороге исключительно важного открытия.
