Монотонные часы полета прерывались только едой и сном – по расписанию, согласованному с ритмом жизнедеятельности пассажиров. Чтобы скоротать время – просто потому, что скучал и не мог найти себе другое занятие – Фарр начал невинно флиртовать с госпожой Эндервью. Ее супруг погрузился в сочинение объемистого отчета о достижениях своей миссии в Дапа-Кури на планете Мэйзен, и его можно было встретить только в трапезной, что предоставляло госпоже Эндервью более чем достаточное время для бесед с Фарром. Изящная женщина с полнокровным ртом, она умела привлекать внимание провокационной полуулыбкой. Фарр, со своей стороны, не позволял себе ничего больше некоторой предрасположенности к ней, теплоты тона и пары многозначительных взглядов – впрочем, не слишком пламенных. Тем больше он удивился, когда госпожа Эндервью, которую он знал только по фамилии, однажды вечером тихонько проскользнула к нему в каюту, озарив его довольно-таки дерзкой улыбкой.
Фарр, лежавший на койке, сел и недоуменно протер глаза.
«Можно зайти?»
«Вы уже зашли».
Госпожа Эндервью медленно кивнула и задвинула за собой дверную панель. Фарр внезапно заметил, что она была гораздо привлекательнее, чем он позволял себе сознавать раньше, причем от нее исходил неопределенно-сладостный аромат духов, напоминавший одновременно об алоэ, кардамоне и лимонене.
Она села рядом.
«Мне так скучно! – пожаловалась госпожа Эндервью. – Мерритт только и делает, что пишет – день за днем, каждый вечер одно и то же. И думает только о своем бюджете. А мне… мне нравится развлекаться».
Приглашение вряд ли могло быть более прямолинейным. Фарр рассмотрел возникшую ситуацию сначала с одной стороны, затем с другой. Слегка порозовевшая госпожа Эндервью наблюдала за ним; он прокашлялся.
Кто-то постучался в дверь каюты. Фарр вскочил на ноги – он уже чувствовал себя виноватым. Слегка приоткрыв панель, он увидел снаружи Омона Божда.
«Саинх Фарр, не могу ли я поговорить с вами? Тем самым вы оказали бы мне большую услугу».
«Как вам сказать… – замялся Фарр. – В данный момент я занят…»
«Дело не терпит отлагательства».
Фарр повернулся к ожидавшей его женщине: «Подождите минутку, я скоро вернусь».
«Поспешите!» – госпожа Эндервью очевидно теряла терпение. Фарр удивленно взглянул на нее и начал было говорить, но она приложила палец к губам: «Шш!»
Фарр пожал плечами и вышел в коридор.
«В чем дело?» – спросил он Омона Божда.
«Саинх Фарр… вы хотите жить?»
«Разумеется, я хочу жить, – ответил Фарр. – Но…»
«Пригласите меня к себе в каюту», – Божд сделал шаг вперед.
«Там вы практически не поместитесь, – возразил Фарр. – Кроме того, так или иначе…»
Исзик серьезно поинтересовался: «Вы распознаёте закономерность, не так ли?»
«Нет, – признался Фарр. – Хотел бы знать, о чем вы говорите – но, признаться, не понимаю».
Омон Божд кивнул: «Забудьте о галантности. Давайте зайдем в каюту. Времени почти не осталось». Отодвинув дверную панель, исзик вступил внутрь. Фарр последовал за ним, чувствуя себя последним дураком – но не будучи уверен в том, почему именно ему следовало так себя чувствовать.
Госпожа Эндервью вскочила на ноги. «О! – ахнула она. – Господин Фарр!»
Фарр беспомощно развел руками. Госпожа Эндервью решительно направилась к выходу, но Божд загородил ей дорогу.
Исзик оскалился: его бледные губы разошлись, обнажив серое нёбо и арку остроконечных зубов: «Прошу вас, не уходите, госпожа Эндервью. Ваша репутация в безопасности».
«У меня нет времени!» – резко заявила она. Фарр неожиданно осознал, насколько она была непривлекательна, какими злыми и корыстными стали ее глаза.
«Пожалуйста! – повторил Омон Божд. – Подождите немного. Присядьте, будьте так любезны».
В дверь снова постучали. Снаружи послышался охрипший от ярости голос: «Откройте! Эй, там! Откройте!»
«Заходите!» – пригласил Божд, отодвигая панель. В дверном проеме стоял, выпучив глаза, Мерритт Эндервью, державший в дрожащей руке пистолет-разрядник. Как только он увидел Божда, его челюсть отвисла, плечи опустились.
«Прошу прощения, никак не могу пригласить вас зайти, – сказал Фарр. – Вчетвером мы тут не поместимся».
Страстный гнев проповедника испарился: «Что здесь происходит?»
Госпожа Эндервью протиснулась в коридор. «Ничего! – произнесла она гортанным, напряженным тоном. – Ничего здесь не происходит».
Омон Божд безразлично обратился к Мерритту Эндервью: «Для вас здесь нет ничего любопытного. Возможно, вам пора последовать за своей супругой».
Эндервью медленно повернулся на каблуках и удалился.
У Фарра дрожали колени. Перед ним разверзлись глубины, которые он не в силах был измерить, сплетения ускользавших от понимания побуждений и целей… Он опустился на койку, понимая только одно, и это понимание вызывало жгучую обиду: его провели на мякине, он попался на удочку.
«Прекрасный предлог для того, чтобы убить человека, не правда ли? – заметил исзик. – По меньшей мере в рамках законов и представлений, принятых на Земле».
Фарр быстро поднял глаза – замечание Божда носило явно иронический характер. Но ему пришлось ворчливо признать: «Надо полагать, вы спасли мою шкуру, чего бы она ни стоила».
Божд сделал такое движение, будто рассматривал Фарра через несуществующий лорнет: «Все это несущественно».
«Не с моей точки зрения, – возразил Фарр. – Мне дорога моя шкура».
Исзик собрался уходить.
«Подождите! – остановил его Фарр и поднялся на ноги. – Я хотел бы знать: чтó происходит?»
«Разве это не ясно?»
«Может быть, я глуп».
Исзик задумчиво посмотрел Фарру в лицо: «Пожалуй, находясь в центре событий, вы не видите ситуацию со стороны».
«Вы работаете на Сзекр?» – спросил Фарр.
«За пределами Исзма каждый исзик работает на Сзекр».
«Так чтó же происходит? Почему супруги Эндервью решили заманить меня в ловушку?»
«Рассмотрев все „за“ и „против“, они решили, что опасность, которую вы собой представляете, перевешивает вашу полезность».
«Уму непостижимо! Что это значит?»
Омон Божд сосредоточил на Фарре все сегменты глаз и ответил так, словно размышлял вслух: «Каждый момент существования – новое чудо. Подумайте о бесчисленных вариантах и возможностях, подстерегающих нас каждую секунду – о перспективах, ведущих в будущее. Мы идем только по одному пути, а другие… кто знает, куда они ведут? Таково вечное чудо сознательной жизни, величественная неопределенность каждого следующего мгновения, тогда как прошлое – непрерывно разворачивающийся ковер, обнажающий орнамент бытия».
