Задача нуждалась в классическом решении: набег на Исзме позволил бы заполучить дерево-жилище женского пола. Располагая таким деревом, надлежащим образом оплодотворенным, за один год можно было вырастить миллион семян. Из примерно половины семян выросли бы деревья женского пола. Через несколько лет чистый доход Пенче составлял бы уже не десять, а сто миллионов в год; в дальнейшем – миллиард, пять миллиардов долларов в год.
Большинству людей разница между десятью миллионами и миллиардом долларов в год казалась несущественной. Пенче, однако, мыслил цифрами с шестью нулями. Деньги для него символизировали не то, что можно было на них купить, а энергию, динамический импульс, результативность и средство убеждения. Он мало тратился на себя, его личная жизнь была почти аскетической. Он жил в демонстрационном жилище класса AA на Сигнальном холме, тогда как мог быть владельцем космического острова, дрейфующего по орбите вокруг Земли. Он мог бы заказывать лучшие мясные блюда, пернатую дичь, роскошные деликатесы, драгоценные вина, редкостные ликеры и фрукты с других планет. Он мог бы нанять гарем из гурий, превосходящий самые смелые мечты султанов. Но Пенче ел бифштексы и пил кофе и пиво. Он оставался холостяком и позволял себе общение с друзьями лишь изредка, когда наступал перерыв в повседневном круговороте сделок и переговоров. Так же, как у некоторых талантливых людей отсутствует вкус к музыке, у Пенче практически отсутствовал вкус к удобствам и развлечениям цивилизованного мира.
Он сознавал свою ущербность в этом отношении – иногда мимолетная печаль затрагивала его душу, как темное перо – натянутую струну; иногда он сидел, опустив плечи, разъяренный, как дикий кабан, с отблесками ревущего пламени в похожих на закопченное стекло глазах. Как правило, однако, К. Пенче сохранял угрюмое, язвительное спокойствие. Других людей можно было растрогать, отвлечь, даже контролировать лестью, красивыми побрякушками, удовольствиями. Пенче хорошо это понимал и использовал свое понимание так, как плотник пользуется молотком, не слишком интересуясь эстетическими свойствами полезного инструмента. Человек без иллюзий и без предрассудков, Пенче наблюдал и действовал. В этом, пожалуй, заключалось его главное преимущество – в умении смотреть на вещи, в том числе на себя, беспристрастно, в неприглядном свете объективности.
Когда машина скорой помощи опустилась на газон перед его жилищем, Пенче ждал у себя в кабинете. Он вышел на балкон и наблюдал за тем, как фельдшеры выгружали носилки. Пенче спросил резким басом, преодолевавшим расстояние лучше окрика другого человека: «Он в сознании?»
«Приходит в себя, сударь».
«Несите его сюда».
XII
Эйл Фарр очнулся в стручке с пыльно-желтыми стенами и темно-коричневым, изящно-ребристым сводчатым потолком. Подняв голову и часто моргая, он посмотрел по сторонам и увидел простую массивную мебель из темного дерева: стулья, диван, заваленный бумагами стол, пару моделей жилищ и древний сервант в испанском стиле.
Над ним склонился тощий высокий человек с большой головой и серьезными глазами. На нем была белая матерчатая куртка, от него пахло антисептическим составом. Врач.
За спиной врача стоял Пенче – крупный, но не такой большой человек, каким его представлял себе Фарр. Пенче медленно приблизился и взглянул на Фарра сверху вниз.
Что-то вздрогнуло в голове Фарра. Воздух вырывался у него из глотки, голосовые связки вибрировали, рот – язык, зубы, небо – формировали слова. Фарр с изумлением услышал самого себя: «Я привез дерево».
Пенче кивнул: «Где оно?»
Фарр непонимающе смотрел на него.
Пенче спросил: «Как вы увезли дерево с Исзма?»
«Не знаю», – сказал Фарр. Он приподнялся на локте, потирая подбородок, несколько раз моргнул: «Не понимаю, о чем я говорю. У меня нет никакого дерева».
Пенче нахмурился: «Либо оно у вас есть, либо его у вас нет».
«У меня нет никакого дерева», – повторил Фарр, пытаясь встать. Обняв его рукой за плечи, врач помог ему. Фарр ощущал огромную слабость: «Что я здесь делаю? Кто-то меня отравил. Девушка. Блондинка в таверне». В нем разгорался гнев – он взглянул на Пенче: «Она работает на вас».
Пенче кивнул: «Так оно и есть».
Фарр растирал ладонями лицо: «Как вы меня нашли?»
«Вы позвонили по стереофону в отель „Имперадор“. Я нанял человека – он ждал вашего звонка».
«Что ж, – устало произнес Фарр, – все это одна большая ошибка. В чем она заключается, кто ее допустил и почему – не знаю. Ничего не знаю, кроме того, что все шишки валятся мне на голову. И мне это не нравится».
Пенче взглянул на врача: «Как он себя чувствует?»
«Он в полном порядке. Скоро окрепнет».
«Хорошо. Вы можете идти».
Врач покинул стручок. Пенче подал знак – у него за спиной возник стул – и уселся.
«Анна перестаралась, – сообщил делец. – Я не разрешал ей применять яд». Он подвинулся ближе: «Расскажите о себе».
«Прежде всего, – отозвался Фарр, – где я нахожусь?»
«У меня в доме. Я вас искал».
«Зачем?»
Пенче слегка покачивался то назад, то вперед – ситуация его забавляла: «Вас просили доставить мне дерево. Или семя. Или побег. Что бы это ни было, я хочу это получить».
Фарр сдержанно ответил: «У меня нет того, что вы хотите получить. Я был на атолле Тжиере во время набега – видел, как торды пытались похитить саженцы. Но это все, что я об этом знаю».
Пенче тихо спросил – так, будто ничего не подозревал: «Вы позвонили мне, когда прилетели на Землю. Почему?»
Фарр покачал головой: «Не знаю. Почему-то я должен был это сделать. Я это сделал. Только что я вам сказал, что привез дерево. Не знаю, почему я это сказал…»
Пенче кивнул: «Я вам верю. Но мы должны выяснить, где находится дерево. Это может занять некоторое время…»
«У меня нет вашего дерева! Меня не интересуют его поиски». Фарр поднялся на ноги, посмотрел по сторонам, направился к выходу: «А теперь я пойду домой».
Пенче смотрел ему вслед, безмятежно забавляясь: «Диафрагма закрыта, Фарр».
Фарр остановился, глядя на жесткую розетку двери – сжавшуюся, плотно скрученную. Расслабляющий диафрагму нерв должен был быть где-то рядом, на стене. Фарр стал нажимать на пыльно-желтую поверхность, напоминавшую пергамент.
«Это делается не так, – заметил Пенче. – Вернитесь, Фарр…»
Диафрагма развернулась. В проеме стоял Омон Божд. На нем был облегающий комбинезон из синих и белых полос, голову его покрывал белый колпак с широкой складкой сверху, щеголевато откинутой назад и свисавшей до ушей. Суровое бледное лицо Божда источало силу духа – не человеческого, не земного духа.
Божд зашел в стручок. За ним последовали еще два исзика в комбинезонах из желтых и зеленых полос – агенты Сзекра. Фарру пришлось отступить, чтобы впустить их.
