— А зачем это вообще может кому-то понадобиться? Я хочу сказать, зачем вообще оборачиваться волком?
— Эх, Гарри, никогда-то тебе не приходилось крестьянствовать в средневековой Франции, — со вздохом ответил Боб. — Жизнь тяжелая. Ни тебе толковой еды, ни тебе крова, да и лечиться нечем. А так натянул теплое пальтишко да на охоту за свежатинкой. Кто устоит? Поверь, и ты бы не устоял.
— Ладно, понял. Как насчет серебряных пуль и остальной лабуды? Укусят тебя — и ты вервольф?
— Ба! Портит людей Голливуд! Имей в виду, киношники эти приемы украли у вампиров. Да и серебро только в особенных случаях применяется. Вервольфы — те же волки. Пристрелить их легче легкого из любого оружия.
— Отличная новость! — откликнулся я, помешивая свое колдовское варево. — А что у нас с остальными?
— Бывают обращенные посредством магии.
Я с изумлением уставился на него.
— Превращение? Но это же нарушение Первого Закона. Превращая кого-либо в животное, ты разрушаешь его индивидуальность и разум, а в сущности это и есть настоящее убийство.
— Ага. Ловко, да? Вот только на самом деле большинство переживает трансформацию. У кого воля посильнее, тот все свое оставит при себе. Сохранит воспоминания и личность удержит, правда, на несколько лет. Рано или поздно это безвозвратно утрачивается, и в один прекрасный день, глядь, в лесу на одного волка стало больше.
Я на минутку отвлекся от зелий, чтобы заглянуть в свои каракули.
— Боб, ты давай не молчи. Рассказывай.
— Возвращаясь к веселой Франции, можно сказать, что самый верный способ перекинуться — это заключить сделку с демоном, дьяволом или могущественным колдуном. Получаешь пояс из волчьей шкуры, надеваешь его, произносишь волшебное слово — хлоп, ты уже волк. Вернее, гексенвольф.
— Разве это не то же самое, как с твоими крестьянами?
— Не-ет. Ты же используешь не свою магию, а чужую.
— Значит, похоже на превращение? — насупился я.
— Бестолочь! — обругал меня черепок. — Разница в том, что гексенвольфы применяют силу особых колдовских талисманов: иногда кольцо, иногда амулет, но чаще всего пояс из шкуры волка. Он крепким якорем удерживает вызванного заклятием Духа звериной злобы, отвратительное создание из темных глубин Небывалого. Этот дух словно обвивается вокруг души человека и своей энергией удерживает ее от разрушения.
— Вроде изолирующей оболочки?
— Вроде. Интеллект сохраняется, способность мыслить и рассуждать тоже. Вот только заправляет всем уже Дух.
— Звучит довольно просто.
— Это на самом деле просто. Когда ты с помощью талисмана перекидываешься волком, все запреты слетают с человеческой личности. На волю вырываются неосознанные желания, необузданная жажда действия, и ты свободен, конечно, если не считать Духа за пазухой. Представь! Громадный волчище с разумом человека и звериной свирепостью!
Я мельком взглянул на Боба и начал собирать воедино составляющие эликсира бодрости: кусочек сдобного пончика для вкуса, петушиный крик для слуха, ароматное мыло для обоняния, лоскуток ткани для осязания и лучик закатного солнца для зрения. Покрошил кое-что из старых покупок — реверанс в сторону разума — и добавил чуть-чуть бодрой музыки для души. Эликсир медленно закипал. Боб сидел, как мышка, пока я намешивал варево, а когда все было кончено, первым молчание нарушил я:
— Мало кто из живущих обладает достаточной силой, чтобы целиком подчинить себе этого Духа. Он отравляет поведение своего временного хозяина. Может быть, даже контролирует разум или подсознание.
— И что с того?
— Похоже, ты описал способ создания чудовища.
— Превосходный способ! Действенный на сто процентов, а насколько это хорошо или плохо, я не знаю. Об этом заботятся только смертные.
— Как ты его там называл?
— Гексенвольф, — сказал Боб с сильным немецким акцентом. — Зачарованный волк, или колдун-оборотень. Помню, инквизиция объявила войну зачарованным волкам и пожгла на кострах уйму высоченных парней.
— Теперь о серебряных пулях и укусах. Правда, что, мол, укусили — и ты вервольф?
— Дались тебе укусы!.. Ерунда это. Иначе бы вервольфы уже всю планету заселили.
— Ладно, ладно. Серебряные пули?
— Забудь.
— Понятненько, — протянул я со вздохом, продолжая прилежно записывать рассказы Боба, чтобы потом положить все эти сведения на стол Мерфи. — Г-е-к-сенво-ольф. Порядок. Что у нас дальше по программе?
— Ликантропы.
— Подожди. Разве это не психическое состояние?
— Это может быть и психическим состоянием, но лишь с одной стороны. Видишь ли, мой юный друг, ликантропия — естественный путь для Духа звериной злобы. Ликантроп в самом деле оборачивается животным, хотя это и происходит только у него в мозгу. Ему кажется, что он волк, и человеческая душа испаряется не понарошку. Это состояние начинает влиять на его мысли и поступки, он становится более агрессивным, более сильным и при этом менее восприимчивым к боли, увечьям, болезням. На нем все заживает очень быстро.
— Но он же не трансформируется в волка по-настоящему?
— Тоже не подарок, знаешь ли. С виду вроде люди как люди, а дики и свирепы до крайности. Слыхал о скандинавских берсерках? Думаю, эти парни были натуральными ликантропами. Причем не сотворенными, а рожденными.
Боб говорил, а я тихонько помешивал зелье, чтобы не перекипало.
— Кто у тебя там последний в списке? Луп… кто?
— Луп-Гару. Прозвище колдуна Этьена, который водил с ними дружбу, пока инквизиция не поджарила из него славный бифштекс. Луп-Гару не мелочевка, Гарри. На них гиблое проклятие. Это сущие демоны в образе волка. Вот кто обладает подлинной силой. В полнолуние они превращаются в чудовищ, и схавать человечка для них — забава, развлечение. Пока не сядет луна или не взойдет солнце, они безжалостно убивают всех, кто встретится на пути.
По спине побежал холодок.
— Это еще не все, да?
— Ага. Списочек особенностей презанятный. Немыслимые скорость и сила. Раз. Сверхъестественная свирепость и жестокость. Два. Живучесть феноменальная. Любые раны заживают мгновенно. Три. Они не чувствительны к ядам и чарам. Одним словом, идеальные машины для убийства.
— Впечатляет. Но ведь идеальные чудища появляются не каждый божий день?
— Вообще да, нечасто. Обычно проклятый бедолага знает о проклятии и уходит подальше от людских глаз, чтобы втихаря наложить на себя руки. Последний Луп-Гару буйствовал в местечке Жевудан во Франции. Шестнадцатое столетие. Меньше чем за год убил двести с лишним человек.
— Проклятие! Как его остановили?
— Прикончили, прикончили голубчика. Серебряными пулями. На Луп-Гару надо идти увешанным серебром с головы до пят. Но серебро должно быть фамильным, унаследованным от предков.
