До изгороди, до спасительной тени, оставалось уже футов пять, не больше, как вдруг что-то с силой меня ударило. Я кубарем пролетел сквозь кусты на ту сторону и приземлился на корточки. И вот тут я снова заорал, насмерть перепуганный тем, что вошло в мое плечо. В суставе взорвалась маленькая атомная бомба. Потом плечо враз онемело, и я «поплыл». Помню, когда начал падать, все пытался выставить вперед руку, совершенно забыв о наручниках. Я шлепнулся в дерн и ощутил под щекой колючую осеннюю траву.
— Есть! Он упал! — послышался невозмутимый женский голос. Бенн, кажется…
Кто-то дернул меня за ногу. Тера. Она меня ощупывала. Добралась до руки. Ох-охх!..
— Кровь идет не сильно, — преспокойненько констатировала она. — Тебя подстрелили в плечо. Ноги целы. Беги или пропадешь!
Что человеку надо?! Подбодрить вовремя, поддержать, и он горы свернет. Ну, горы не горы, а мозги на место встают. Появилось предчувствие, что если еще поваляться, то минуту спустя будет гораздо хуже. В общем, засунул я свой страх куда подальше и за Терой вприпрыжку, вприпрыжку. Откуда что берется…
Среди высоких деревьев, в неверном лунном свете началась игра в прятки с агентами. Тера двигалась бесшумно и мягко, словно призрак. Она немедленно слилась с кустарником и через каждые несколько шагов появлялась то справа, то слева, стараясь держаться в самой густой тени. Только изредка оглядывалась, чтобы удостовериться, там ли я еще. Волчица и не подумала ради меня замедлить бег. Отчего-то я был уверен, что невеста Харли Макфинна больше не остановится, если я упаду. И я держался. Немного сбивалось дыхание, немножко врезались наручники, но рана почти не мешала. Будто и не было выстрела — лишь теплая струйка сочилась по груди и животу. Полезная штука эти эндорфины!
Преследователи нырнули следом за нами в лабиринт кустов. Перед агентами стояла поистине непосильная задача — в одно и то же время согласовывать свои действия и сохранять при этом тишину. Моя проводница с невероятной ловкостью избегала столкновения. Чуяла она их, что ли?
Не знаю, сколько продолжалась эта гонка. Наверняка не дольше вечности. Я где-то читал, что первоначальный шок от огнестрельного ранения наступает не сразу, а чуть погодя. Должно быть, пошла реакция на шок — сердце колотилось часто-часто, я начал выдыхаться. Тера летела вперед — неутомимая и стремительная. Я же совсем раскис. Еще немного, и… но тут кусты кончились, и мы уперлись носами в ограду. Кованая железная решетка, восемь футов в высоту, надежно огораживала маленький парк. Тяжело отдуваясь, я ткнулся лбом в холодные прутья. Бока ходили ходуном.
Янтарные глаза волчицы сверкнули во тьме. Тера дышало ровно, спокойно. Казалось, она ничуть не устала.
— Не поднимусь, — прохрипел я. Плечо ныло все сильнее. Мышцы сводила судорога. — Не поднимусь. Тем более в наручниках.
— Я тебя подниму.
Когда в глазах темно от боли, нормальные люди не таращатся на своих собеседников. Наконец я выдохнул.
— Ладно. Только быстрее, а то свалюсь.
Она заторопилась.
— Прижмись к ограде. — Тера схватила меня за лодыжки и с усилием приподняла.
Я старательно исполнял все указания. Сначала ничего не происходило, а потом она начала медленно продвигать меня вверх. Хорошо, в решетку упиралось здоровое плечо. Тера поднимала меня выше и выше, пока я не согнулся в поясе и попросту не вывалился наружу. Падение было на редкость неэлегантным — я вспахал землю, как пушечное ядро. В раненом плече взорвался целый склад атомных бомб. По-моему, там еще были крылатые ракеты «Томагавк»…
Я зашипел от невыносимой боли, едва сдерживаясь, чтоб не заорать во всю глотку. За спиной слышались крики — гончие уверенно шли по следу. Тера оглянулась на звук голосов.
— Скорей, — задыхался я. — Лезь, давай.
Волчица покачала растрепанной головой.
— Не успею.
Я заскрипел зубами и рывком подобрал под себя ноги. Она права. Черт! На верхотуре из волчицы получится отличная мишень. Если она взгромоздится на решетку, ее снимут одним выстрелом. Кто-то уже вовсю кричал «Стой!»… Опять эта вездесущая Бенн. Шансов на спасение у Теры не оставалось. Черт! Черт! Попадется она, попадусь и я. Тогда пиши пропало — путь Макфинну будет расчищен. Кто его остановит?
Пот заливал глаза — я сморгнул едкие капли и встал на колени. Горячая кровь брызнула на тротуар. Я сделал глубокий вдох, собрал остатки воли, призвал на помощь боль, и страх, и всю горечь разочарования и сплел из них тугой клубок Силы. Маленький… да нет, должно хватить.
— Ventas veloche, — бормотал я. — Ubrium, ubrium.
Я задержал дыхание и, скрючивая пальцы, монотонно, нараспев, повторил слова. Кровь на тротуаре задымилась, повалил пар. Пар сгущался и мутнел. Дымка появлялась всюду, где капала моя кровь, она стелилась по земле, и очень скоро все вокруг окуталось густым, непроницаемым туманом. Из меня стремительно уходила Сила, и так же стремительно рос туман, укрывая Теру, укрывая…
Я бухнулся на бок. Боль и усталость — сногсшибательный коктейль.
Шорох. Тихий скрип решетки. Туман настолько уплотнился, что я совсем не видел Теру. Она в мгновение ока преодолела ограду, мягко соскочила на землю и склонилась надо мной. Впервые за сегодняшний вечер в ее чертах появились эмоции. Сказать, что это было удивление, значит, ничего не сказать. Пышноволосая была сражена наповал.
— Чародей, — шептала она.
— К вашим услугам, — прокаркал я.
И вот тут зачем-то выключили свет.
Глава 14
Я проснулся в темноте.
Открываю глаза — не темно, просто сумрачно.
Лежу на спине. Подо мной кровать. Широкая. Двухместная. Обстановочка не ахти, смахивает на дешевый гостиничный номер. Окна затянуты тяжелыми шторами, поэтому в комнате царит полумрак. Карниз в середине прогнулся, и в узкую щель с улицы падает свет. Похоже, я валяюсь давно. В глотке пересохло, губы потрескались. Попробовал вздохнуть глубже — в плече тут же наперебой застучали молотки. Я застонал (скорее от обиды, чем от боли) и только потом сообразил, что шуметь, наверное, не стоило.
Повернув голову, чтобы взглянуть на плечо, я едва удержал новый стон — челюсть ныла немилосердно. Лейтенанту Мерфи под горячую руку лучше не попадаться… А рана-то, оказывается, аккуратно перевязана. Все чинно, благородно, если не считать бесчисленных синяков и кровоподтеков, которые сплошь покрывали руку и грудь. И еще одна любопытная деталь. Я был голый, то есть в чем мать родила, то есть абсолютно без ничего. Если память мне не изменяет, список тех, кто мог меня раздеть, мягко говоря, не слишком длинный.
На прикроватной тумбочке громоздилась куча всяких справочников. Один, с надписью «Руководство по оказанию первой помощи», был раскрыт на странице, где черно-белые картинки наглядно иллюстрировали процесс наложения повязок. Тут же были навалены пустые упаковки из-под стерильной марли, бинтов и прочей медицинской дребедени. Рядышком стояла темная бутылка перекиси, а по соседству уютно расположилась старая, с зазубренным лезвием ножовка. Возле кровати примостился объемистый пакет.
