— Ждали тебя, а дождались фейерверка. Выстрелы, крики, тарарам. Настоящая война. Любо-дорого смотреть! А посередке ты с двумя аппетитными крошками. Ну, мы, конечно, следом ломанулись.
— Железо застраховано?
Паркер поежился:
— Пикап не мой.
Он вырвал из земли длинный стебель с корнем и провел им по ране. Потом растер в пальцах испачканную кровью травинку.
— Мои люди сегодня на озере. Хотят оторваться при полной луне. Проклятие! Я должен притащить тебя к ним, а ты мне кайф ломаешь, малыш!
— Человек предполагает… — Я сморгнул капли дождя (или крови?).
Вожак улыбнулся, широко и противно:
— Похоже, ты кое-чего не знаешь, малыш.
Со стороны шоссе все громче раздавался вой полицейских сирен. Вот и кавалерия подоспела!
— Неужели? — Я не скрывал торжества.
Паркер кивнул и посмотрел куда-то вбок.
— За тобой ехали две машины.
В правую руку что-то ударило. Черт! Я выронил револьвер и обернулся, чтобы увидеть, как еще один «гаражный» ликантроп заносит надо мной обрезок свинцовой трубы, перемотанный изоляцией. Увидеть увидел, а среагировать, отклониться или смягчить тяжкий удар не успел. Девица завизжала и бросилась ко мне. А ботиночки-то у нее, оказывается, железом кованы… Плосконосый подключился к общему веселью. Ботинки у него простые, зато пушка крепкая.
Паркер с места не сошел — сидел и невозмутимо наблюдал за избиением. Я видел его глаза. Близко-близко. Видел, как моя кровь брызнула ему на щеку.
Они задумали меня покалечить, а не убить, и затея эта совсем не радовала. Очень не радовала. Тем более что у них хорошо получалось. Били мастерски. Я не сопротивлялся, не мог даже клубком свернуться, чтоб защититься. Только хрипел и харкал собственной кровью. Есть куча всяких историй о парнях, которые героически молчат, когда их режут на куски. Слыхали, наверное? Обо мне легенду не сложишь. Я не герой и с удовольствием заорал бы благим матом, если в они хоть на секунду остановились.
В какой-то миг сознание сообщило, что, мол, «прости, братец, мы так не договаривались», и я начал успешно проваливаться в блаженное «никуда».
Паркер, увидев, что я обмяк, принялся оттаскивать бойцов. Вожаку пришлось сломать пару-тройку костей раздухарившимся подопечным. Надо признать, это сработало, и со свирепым рычанием ребятки отступили. Вожак вовсю разгуливал на своих двоих, хотя мой выстрел вдребезги разнес ему коленную чашечку. По его приказу меня, как сломанную куклу, поволокли к машине, спеленали скотчем, заклеили рот и запихнули в багажник.
Паркер потянулся к крышке багажника, собираясь захлопнуть ее. Я до того обессилел, что даже глаза не ворочались. Я просто лежал и тупо смотрел в точку. По дороге проезжал седан. Ничего примечательного. Обычный седан, каких много в городе. Отвернешься и забудешь. А вот рожа за рулем… Эту молодую конопатую физиономию я знал. Рыжие патлы, громадные уши.
Роджер Харрис из ФБР. Жополиз Дентона.
Седан проехал не сбавляя скорости. Харрис, как и я, по сторонам не зыркал, да только по другой причине — федерал на посту, федерал бдит. Похоже, не у меня одного в этот вечер вырос «хвост»…
Паркер захлопнул крышку. Полицейские сирены визжали совсем рядом, и тачка похитителей рванула с места в отрыв. Обычное дело — погоня… для них, не для меня. Я болтался внутри темного багажника, подскакивал вместе с машиной на каждом чертовом ухабе и сходил с ума от невыносимой, мучительно обжигающей боли.
И при этом смеялся. Несмотря на кляп, несмотря на боль. Смеялся и не мог остановиться. Смех булькал в горле, как вода в сливном бачке.
Ребус сошелся.
Глава 22
Наступил момент, когда способность не то что думать, а просто держать глаза открытыми утрачивается целиком и полностью. Тело и разум замерли в недвижности до поры до времени, и я встретил наступившую тьму с распростертыми объятиями.
Первое, что я почувствовал, придя в себя, был запах машинного масла.
Само по себе это не предвещало ничего хорошего. Кроме того, сидел я на ледяном бетонном полу, припертый к металлической стойке. Руки и ноги были стянуты все тем же скотчем, и стянуты на совесть. Я не мог шевельнуться, мышцы затекли, боль не отпускала ни на минуту. Правда, плечи были укутаны чем-то мягким… шерстяным одеялом скорее всего, так что смерть от холода мне не грозила.
Потом в душе колыхнулось легкое изумление. Я жив.
На смену изумлению пришла гадкая, мелкая дрожь. Я жив, но я в плену. А в плену сегодня дышишь, завтра нет. В общем, перво-наперво надо заняться главным, то есть определить местонахождение, состряпать план и вытаскивать отсюда свою тощую чародейскую задницу, пока жизнь теплится.
Жалко умирать, особенно теперь, когда я увязал концы с концами и знаю, кто втянул меня в эту кутерьму и кто в ответе за убийства, которые не повесишь на Макфинна, и, очень может быть, знаю, кто подставил парня.
Приступим. Я открыл глаза и осмотрелся.
Я сидел на полу в сердце вражеской цитадели. В ангаре гаража «Полная луна», как всегда, царили глубокие сумерки. Если верить ушам, снаружи по-прежнему лил дождь. Я укрыт одеялом, грязным и тем не менее теплым. Подарок судьбы, не иначе. Рядом низкая стойка с почти опустевшим пластиковым пакетом, из которого по трубочке капает кровь. Трубочка ведет куда-то в одеяльные недра, судя по всему, к моей руке.
Я поерзал укрытыми ногами — одеяло соскользнуло. Так и есть. Скотч затянут над коленями, под коленями и вокруг лодыжек. На ступне свежая повязка, прямо поверх окровавленного носка, и еще несметное количество разнообразных повязок и повязочек, остро пахнущих антисептиком. Остатки Мерфиных наручников больше не сдавливали запястья, и я пожалел, что лишился их. Конечно, они здорово мешали, зато я успел с ними почти сродниться.
В общем, ситуация следующая. Я не только жив, но и в удовлетворительной форме. Похоже, меня подлечили.
А вот почему и зачем? Откуда такое внимание?
Я снова окинул взглядом полутемный гараж. Из-под двери кабинета управляющего пробивалась косая полоска света, дождь по гофрированной крыше стучал мягко, глухо… Я закрыл глаза, пытаясь сориентироваться, определить время суток по колебаниям воздуха, по шелесту дождя. Середина дня? Ранний вечер? Трудно сказать точнее.
Круг бы начертить, да руки связаны, а без Круга волшебство для освобождения деликатно не применишь. Разумеется, к моим услугам бум-бам-тарарам, но это для Луп-Гару хорошо и остальных чудищ. Для себя, родного, хочется чего-нибудь потактичнее, все-таки придется резать ленту в непосредственной близости от кожи, а кожа у меня весьма чувствительная. Короче, магия отпадает.
Я рассказывал о своем отце? Между прочим, он был волшебник. Не маг и не колдун, конечно. Мой отец показывал фокусы. Ну, знаете, эти представления, когда-то очень популярные… У него были черный цилиндр и белый кролик, шпаги и все такое прочее. Отец колесил по стране, выступал перед детишками и стариками, чтоб продержаться на плаву, а после смерти мамы посвятил всего себя моему воспитанию; надо сказать, из него получился отличный предок.
