— Идеальная пара для создания потомства. Выводка чистокровных.
Произносить это вслух было неприятно и некомфортно. А еще стыдно. Особенно под этим непонятным взглядом золотистых глаз.
— Всё?
— А этого мало? Ты говоришь, что у меня не было повода сбегать? Ты Омару, представитель одного из сильнейших родов города. Что тебе принадлежит? Дома, заводы, пароходы? Что я могу противопоставить тебе? Услышишь ли ты моё «нет»?
Молчит.
Да и мне и не требовался ответ.
— Не услышишь. Будешь покупать, соблазнять, уговаривать. А если не выйдет, то просто заставишь. Папа у тебя, не так ли?
И снова тишина, но я по глазам видела, что угадала.
— Оставил на всякий случай, — продолжила, хмыкнув и покачав головой, — чтобы было чем нажать на меня.
— Надо было оставить его у радикалов? — неожиданно резко спросил мужчина. — Они измены не простят. Закопают где-нибудь в канаве и делу конец.
Я закусила губу, пытаясь удержать рвущийся стон или рык. Я еще не определилась.
— А ты благодетель, спасший ему жизнь?
— Ты передёргиваешь.
— Что ты сделал со мной? Такую сильную простуду нельзя убрать просто так. Я хочу знать!
— Хочешь? Знать? — тихим зловещим голосом переспросил Стив и вдруг подошёл ко мне, рывком поднял с дивана и застыл, впиваясь жестким взглядом. — Ты же всё знаешь и понимаешь! Тебе же рассказали правду о таких как я! Не так ли? Зачем тебе моя версия?
— Ты привязал меня к себе, — прохрипела в ответ, вглядываясь в его глаза, пытаясь понять, угадала или нет.
Мечтая ошибиться.
— Не оставил даже крохотного шанса на спасение.
— Спасение? Быть со мной — это такая мука?
— Я не хочу! Не хочу…
— Врёшь! — резко прервал меня мужчина и, схватив сзади за шею, притянул к себе.
У каждого поцелуя есть свой оттенок и вкус, как бы странно это ни звучало.
Этот был полон горечи и боли, сдерживаемой ярости и контроля, который уже трещал по швам.
Я сопротивлялась. Пыталась отодвинуться, уперевшись ладонями в его грудь. Стиснула зубы, сжала губы, мотала головой. Хотя это было больно, хватка на шее всё усиливалась.
Оборотень не отступал.
Губы мягкие, тёплые… сладкие.
С пряным запахом корицы и осени. Терпкие, как горячий глинтвейн с нотками сладкого апельсина и ароматной гвоздики.
Сопротивление спадало. Я уже не пихалась, вслушиваясь в сердце, которое гулко стучало под моими ладонями. Губы сами раскрылись, позволяя ласкать. Влажный язык коснулся их, чуть раздвигая, побуждая отозваться, ответить на хмельной поцелуй.
Внутри что-то росло, тянулось ему навстречу. Не желание, хотя и оно разгоралось в крови, подобно костру. Какое-то непонятное родство, единение… признание.
Именно это меня и отрезвило.
Стив расслабился, утратил бдительность, решив, что я сдалась, именно это помогло мне оттолкнуть его и отбежать в сторону, прижимая дрожащие пальцы к губам.
— Т-ты…
Меня потряхивало… от неудовлетворенного желания, страха и тревоги. От янтарного взгляда, в котором бушевало неприкрытое желание.
— Хочу тебя, — глухо ответил Стив, напряженно следя за мной, словно хищник, ловил каждое движение, готовый в любой момент броситься наперерез. — С первого мгновения… с первого прикосновения и вздоха. Да, я сделаю всё, чтобы ты была со мной, переверну этот грёбаный мир, уничтожу любого на своём пути!
Я сглотнула, едва удерживаясь на ногах. Не лжет и не врёт. Не уворачивается и не хитрит.
Ну же, Мари, радуйся. Он говорит правду, которую ты так добивалась и ждала.
— Но я никогда… никогда не причиню тебе боль… осознанно, — продолжил модифицированный. — Не смогу. Потому что мне будет в десятки раз больнее.
И это не просто слова, нечто большее.
— Что ты сделал со мной?
Напрягся, но всё-таки ответил:
— Выпустил эйо.
- 41-
Вот как у него так получается. Вроде и правду сказал, в этом я нисколько не сомневалась. А с другой стороны запутал меня еще больше. Зато какой эффект от его слов. Я сразу утратила весь боевой пыл и замерла, отчаянно пытаясь понять, что скрывается за этой, казалось бы, совершенно простой фразой.
— Что ты выпустил? Что такое эйо?
В этот момент я даже начала злиться не на него, а на себя. За то, что из принципа и вредного характера совершенно не интересовалась модифицированными все эти годы. Решила по глупости и тугодумности, что, если отгорожусь от них и перестану интересоваться, то меня минует беда.
И что имеем в итоге? Отсутствие информации сделало из меня необразованную дурочку, которая спотыкается на простейших словах.
Или нет? Хотелось верить, что это странное и непонятное наименование, услышанное однажды, отложилось бы в памяти.
— Надо же, — отозвался Стив, присаживаясь в кресло, на котором только недавно пыталась уснуть Кейт. — Они не рассказали тебе об эйо? Какая оплошность со стороны радикалов и твоего отца.
— Прекрати издеваться. Это совершенно не смешно.
— Разве похоже, что я смеюсь?
Не похоже. Наоборот мужчина собран, сосредоточен и напряжен, несмотря на расслабленную позу и тон, которым он задал свой вопрос.
— Почему ты просто не можешь нормально ответить хотя бы на один мой вопрос? Почему говоришь загадками или увиливаешь? Тебе так нравится издеваться надо мной? — поинтересовалась я, аккуратно присаживаясь на подлокотник дивана, который под моим весом заскрипел, но не развалился.
Можно было, кончено, сесть на сам диван, но мне хотелось иметь место для манёвра. Конечно, в любом случае далеко убежать от модифицированного босиком в потёртых штанах и футболке, когда на улице сырость и дождь, я не смогла бы. Но всё равно давать оборотню шанс поймать меня легко и просто совершенно не хотелось.
— Я ответил нормально. И чистую правду. Открыл тебе, между прочим, одну из тайн моего народа. Хотя не должен был этого делать. Но ты хотела правды, и ты её получила.
— Ты же знаешь, что я ничего не поняла, — парировала в ответ и тут же замерла, подозрительно на него уставившись. — Тайну? Народа?
— Да. И по головке меня за это не погладят.
— Можешь не волноваться, ты и здесь выкрутишься. Я всё равно ничего не поняла. Теперь у меня тоже цвет глаз поменялся?
А вот этого мужчина от меня точно не ожидал.
— Что? — быстро спросил Стив, подаваясь вперёд. — Что ты сейчас сказала?
Ой, язык — враг мой.
