Чёрный туман беспрепятственно тёк из замочной скважины, мягко стелясь по полу. Угольные клубы подбиралась всё ближе. А я только могла смотреть и хрипеть, пытаясь пошевелиться.
Он становился всё более тёмным и густым, обтекал со всех сторон, но всё ещё не касался меня. Поднимался выше и выше, пока не принял облик туманной кобры гигантского размера. Она раскачивалась из стороны в сторону, смотря на меня безжизненными глазами.
Секунда… вторая… я не могла отвести от неё взгляда, отчаянно понимая, что пришёл конец.
Проклятье «Чёрная мамба» проникало внутрь, вызывая сначала паралич тела, а затем и органов дыхания. Медленный яд, который отравлял кровь, лишая малейшего шанса на спасение. Это проклятье было еще печально знаменито тем, что сжигало сущность заживо, лишая Мага магии. Если жизнь Целители еще могли спасти, то способности практически никогда.
А следом произошёл молниеносный выпад.
Я всё-таки зажмурилась, сотрясаясь от ударов, с помощью которых проклятье пыталось пробиться сквозь остатки блока прямо к сердцу и сущности. Оно уже проникло с помощью раны на руке в кровь, но дело еще не было завершено.
Какой бы Таня не была сильной Ведьмой, как бы могущественны не были способности, её Щит всё равно не мог выдержать смертельного проклятья. Одного из десяти строго запрещенных Законом.
Я чувствовала, как меня охватывает жар, как кровь словно закипает в жилах, а сущность внутри беснуется и переходит на визг. Я чувствовала, как вокруг безжизненного тела скручиваются змеиные кольца, лишая доступа к кислороду.
Моя последняя мысль была о Саиде.
«Прощай», — прошептала я мысленно и перед глазами всё взорвалось от адской боли.
Я умирала.
… Но не умерла.
Плыла по течению времени, вздрагивая от неясного шума на периферии сознания, ярких вспышек и приглушенных голосов.
Там, где раньше располагалась сущность, не было ничего. Лишь темнота и холодная пустота. А если не было сущности, то не было и силы. Я была беспомощна как новорождённый котёнок. Но это уже не имело смысла.
Совсем скоро и меня не станет. Спасения нет. Меня всё сильнее и сильнее затягивало в чёрный омут небытия.
Еще немного… еще чуть-чуть…
И вспышка, от которой больно резануло по глазам.
Я зажмурилась и отвернулась, не в силах выдержать столь яркого света.
— Рано, — тихо прошелестел женский голос рядом со мной.
Знакомый и чужой одновременно.
Вздрогнув, я убрала руку и, слеповато щурясь, взглянула на призрачную женскую фигуру, которая стояла рядом со мной.
— Мама…
Это должно быть странным, фантастичным, невероятным и невозможным. Но передо мной действительно стояла мама. Красивая, светловолосая с добрым взглядом и мягкой улыбкой, от которой на глаза против воли навернулись слёзы — она была именно такой как я её и запомнила. Той, что погибла более восьми лет назад.
— Здравствуй, бусинка, — улыбнулась она.
Бусинка… Так меня называла только мама. Я помню, как Таня после смерти родителей пыталась пару раз так ко мне обратиться, думая, что это поможет свыкнуться с их гибелью, а я в ответ устраивала дикие истерики. Потом сестра перестала пытаться, и бусинкой я была только для мамы.
А ведь я уже забыла про это обращение. Как много, оказывается, стёрлось из памяти за эти годы.
— Мама, — вновь прошептала я и сделала к ней пару шагов, но остановилась, внезапно осознавая, что означает для меня эта встреча. — Ты здесь?… Я мертва?
— Я же сказала, что тебе еще рано. Твоё время не пришло.
— Не понимаю.
Она протянула руку, касаясь моих волос, и улыбка стала печальной, а в голубых глазах поселилась грусть.
— Ты стала такой взрослой и такой красивой… Прости меня, дочка.
— За что?
От этой нехитрой ласки защемило в груди от тоски, которую не смогли заглушить годы разлуки. Как же сильно мне её не хватало.
— За то, что оставила вас.
— В этом нет твоей вины.
— Ты всегда была похожа на меня больше остальных. Дело не только во внешности. Ты всегда была импульсивной, яркой и независимой. Вспыхивала как спичка от любой мелочи. И всегда знала, чего хочешь и шла к цели любыми способами. Даже в детстве. Тане было проще отдать тебе что-то, чем спорить.
Да, моя отвратительная черта характера.
— Зачем ты мне это говоришь? — спросила у неё.
— Затем, что когда-то надо отступать. Не играй с огнём, бусинка. Это слишком опасно. Иногда надо отступить и сдаться, — с каждым словом она становилась всё прозрачнее.
— Мама! — я вытянула руку, пытаясь поймать остатки её тепла.
Я не могла потерять её снова. Думать о том, что её больше нет, я не могла.
— Мы встретимся, Лиза… обязательно встретимся… — прошептала мама, окончательно растворяясь в воздухе.
Я вновь осталась одна.
Не могу сказать, сколько длилось это состояние. Может минуту, а может целую жизнь.
Я была водой. Тягучей, прозрачной, как слеза, и такой же пластичной. Я плыла. Плескалась и ни о чём не думала.
Кажется, иногда я выныривала из забвения. Всего на пару секунд, которые казались вечностью… и вновь падала в омут небытия.
Так продолжалось более десятка раз, я уже перестала считать, полностью отдавшись во власть собственным ощущениям, когда внезапно всё прекратилось.
Открыв глаза, я была готова увидеть кого угодно. Вплоть до смерти в чёрном плаще с косой. Но кого я точно не ожидала, так это её.
— Ты? — хрипло прошептала и закрыла глаза, всё ещё отказываясь верить.
Просто дежавю какое-то. Сначала мама, теперь сестра.
— Лиза, — услышала я взволнованный голос и ощутила мягкую прохладу её ладони, когда Таня коснулась рукой моего лба. — Лизочка, ты меня слышишь?
— К-как?…
Снова открывать глаза было трудно. Больше всего мне хотелось отключиться и забыться сном. Тело было невероятно тяжелым и неповоротливым, а мне так хотелось вернуть себе ощущение легкости и воздушности.
— Что ты хочешь знать, милая? Как ты оказалась здесь? Или что здесь делаю я?
И то и другое. Вообще, где я и почему до сих пор жива? А также меня волновала сущность, которой я всё ещё не ощущала. Неужели перегорела?
Скорее всего, в обычной жизни со мной случилась бы истерика, но сейчас я была спокойна и даже отрешена. Наверное, это можно было объяснить препаратами, которые мне вводили. Но это тоже казалось неважным.
— Всё, — прошептала я, заставляя себя открыть глаза.
Обычная безликая палата — белые стены, хромированные ручки и какие-то приборы. И на фоне этого бледное осунувшееся лицо старшей сестры.
