Потом стало легче. Я пришла в себя на третьи сутки. Открыла глаза, нашла отца и даже улыбнулась ему, сообщив, что хочу пить. Сделав глоток, вновь уснула и беспробудно проспала до самого вечера. Уже без жара и повышенного потоотделения.
Очнувшись, первым делом увидела заплаканную тётю Полин, которая встретившись со мной взглядом, разрыдалась еще громче.
— Очнулась. Слава Великим. Как же ты нас напугала.
— А где папа? — морщась от боли в горле, спросила у неё и закашлялась.
— Я его спать отправила. Столько времени возле тебя провёл. Похудел страшно, того и гляди, сам в бездну отправится. Как же нас напугала.
— Простите, — тихо ответила, я вспоминая произошедшее: ледяную, пробирающую до костей, воду, монстров, которые носились по берегу, тепло Ивара. — Как давно я болею?
— Три дня уже. Я только вчера приехала. Так испугалась, — тётушка стёрла слёзы ладонью и продолжила. — Думали, отдала Богам душу, уйдёшь за матушкой… Такая же молодая.
— А Ивар? — перебила я её болтовню, с трудом приподнимаясь на локтях и снова падая на влажные от пота подушки.
— Какой Ивар?
— Тот парень, который меня спас.
— Ах этот, — тётя махнула рукой. — Сегодня уже прибегал. Спрашивал, как ты. Волнуется. Хорошенький такой.
— Живой, — выдохнула я, не в силах сдержать улыбку облегчения.
— Да что ему будет. Смышлёный мальчик. Кто же знал, что эти исчадья плавать не умеют. Хотя рисовано. Теченье у Молохова ручья сильное. Как не потонули только. Других жалко, — добавила она, тяжело вздохнув, и тут же хлопнула себя по губам. — Ой.
— Кого других? — тут же уцепилась я, подавив зевок.
— Нечего я тебе не говорила. Отдыхать надо. Кушать хочешь? Тут бульончик есть, — засуетилась она, пытаясь сбить меня с толку.
— Тётя, я ведь всё равно узнаю.
Женщина строго на меня взглянула, но надолго выдержки не хватило.
— Хорошо, скажу, по большому секрету. Троих разодрали. Двух ребят и девочку.
— Кого? — во рту пересохло от страха.
— Я откуда знаю. Жалко, молоденькие совсем. А теперь пора кушать, а то смотреть страшно. Одни глазки остались.
Я послушно съела пару ложек бульона, запила всё морсом и снова уснула. Сил было еще мало и на долгие бодрствования меня не хватало.
На следующий день я чувствовала себя намного лучше. И пусть ломота в теле и усталость никуда не делись и от одной мысли о прогулке кружилась голова, но по крайней мере веки не тяжелели и спать сильно не хотелось.
— Пап, — широко улыбнулась я отцу, уставшему, но чисто выбритому и причёсанному. — Прости меня.
Он поймал мою ладошку и сжал, хрипло произнеся.
— Никогда не пугай меня так больше. Когда мы нашли вас на берегу. Великие, я решил, что звери и тебя растерзали…
— Я здесь, всё хорошо, — я мягко высвободила руку и нежно погладила отца по щеке. — Ивар спас нас.
— Да, — нахмурился он. — Спас.
Мы молчали некоторое время, пока я не решилась задать следующий вопрос.
— Пап, тётя рассказала о троих погибших… не злись на неё, — тут же поспешно добавила я. — Я её заставила. Она сопротивлялась. Правда.
— Ребят уже не вернуть, — отвернувшись, ответил отец.
— Кто это был?
Мне страшно было слышать имена, хоронить тех, кто сейчас в моём сознании был еще жив. Но мне было важно это знать.
— Айола, не стоит.
— Пап, прошу.
Покачал головой, но ответил.
— Киро Зорак…
Веселый обаятельный паренёк, который никогда не расставался с губной гармошкой, наигрывая озорные мелодии. Балагур и шутник с пронзительно-синими глазами.
— Пио Сэвино…
Рослый, широкоплечий парень. Угрюмый и молчаливый, но добрый. Я хорошо помнила, как отработав целый сезон в городе, он вернулся к нам и купил в лавке малышне целый кулёк сладости, который раздавал всем желающим.
— И Олисия, — тихо закончил отец.
Я не сразу поняла его.
— Леська? — едва слышно переспросила и покачала головой. — Нет, неправда.
Подруга. Жизнерадостная девушка, которая этой осенью собиралась выйти замуж за Гейла. Она почти закончила плести кружева для своего свадебного платья.
— Нет! — громче выкрикнула я и прижала ладонь ко рту, пытаясь сдержать рыдания. — Нет, только не она. Только не Леська… А Кармина?
— Жива. Гейл собирается на службу к охотникам. Они уже несколько дней стоят в деревне на постое. Гоняют хищников, проверяют окрестности.
— Как это вообще могло получиться? Вурдовы звери не спускаются летом с гор, лишь зимой, когда еда заканчивается и особенно холодно. У нас же стоит заслон… как же так, — беззвучно зарыдала я. — Папа как же?
Он обнял меня, позволяя выплакаться у него на груди.
— Поплачь, милая, поплачь… Я тоже не могу понять, как такое могло произойти. У нас договор с охотниками… вот только в прошлом году глава отказался повышать цену.
Я дернулась, поднимая лицо и недоверчиво смотря в лицо отца.
— Пап, на что ты намекаешь? Ты думаешь, что они…
— Ничего, дочка, ничего. Это я так.
Ивару разрешили навестить на следующий день, когда отец вынес меня на улицу и усадил на скамейку, прикрыв ноги пледом.
Молодой человек пришел с большим букетом полевых цветов, серьёзный, возмужавший. Произошедшее и на него наложило отпечаток.
— Красивые, — произнесла я, зарываясь лицом в букет.
— Я рад, что с тобой всё хорошо, — присаживаясь рядом, произнёс и осторожно взял меня за руку. — Айола, тогда у ручья… Я хотел сказать. Хотел сказать, что ты мне не безразлична. Наверное, это слишком безумно с моей стороны… Но скажи, есть ли у меня хоть шанс завоевать такую девушку?
— Ох, Ивар, если бы ты только знал, — прошептала я, не в силах продолжить от смущения.
Но молодой человек всё понял.
— Я поговорю с твоим отцом.
— Да.
… Отец был против.
— Айола слишком молода для брака. Ей только шестнадцать.
— Но, папа. Осенью будет почти семнадцать, — воспротивилась я, теряя голову от счастья.
Традиционно в Изгаре все браки игрались осенью. Допускалось другое время, но по особым случаям.
— Почти не считается. Ты еще слишком юна. Хотите встречаться, встречайтесь. Но не больше.
И мы встречались. Робкие прикосновения постепенно сменились поцелуями, сначала неловкими, короткими, но потом Ивар стал смелее.
Так прошел год. Мне исполнилось семнадцать, но с согласием на брак отец не спешил. А без него я не могла. Теперь нам ничего не мешало. Даже Мирта, которая той же осенью быстро выскочила за какого-то мелкого дворянина и уехала с ним, родив в конце зимы крепкого парнишку. У нас шептались, что отцом мог быть кто-то другой, но я не верила слухам.
