— Он не мой и уже не жених, — поправила я. — Переломов нет, трещин тоже. Вы легко отделались, граф.
— Да, — медленно повторил мужчина. — Теперь твой жених я. И ты моя.
Руки дрогнули, и я быстро опустила их на колени, пытаясь скрыть свои эмоции.
— Объявление будет опровергнуто. Я не стану вашей женой, Торнтон.
— Всё ещё на вы. — Губы сложились в кривую усмешку. — После того, что было… и что будет.
— Не будет. Свадьбы не будет.
— У тебя нет выбора, Айола.
— Снова шантаж? — выдохнула едва слышно. — Что вы еще захотите отнять у меня на этот раз?
— Я ничего не отнимал, а наоборот подарил… Чувственность, желание, наслаждение. — И протянул руку, пытаясь коснуться моего лица. — Тебе ведь было хорошо той ночью, Айола? Твои стоны до сих пор звучат у меня в голове.
Я дёрнулась, но смогла усидеть на месте, чувствуя, как жар смущения начал окрашивать щеки в румянец. Эта спальня, этот мужчина и воспоминания, которые стоило похоронить еще вчера.
— Вы не должны этого вспоминать.
— Не должен, — согласился Торнтон. — Но не получается.
— У вас жар, горячка и бред.
— Гремзи всем растрепал о нашей ночи. Он уничтожил тебя и твою репутацию, Айола.
Тяжело сглотнула, пытаясь осмыслить и принять всю череду последствий, которые ждут меня за стенами особняка.
— Переживу.
— А твоя семья? Отец, тётя, кузины. Я сейчас говорю не про Элодию. Что будет с Делайн? Скандал затронет и её, лишив возможности на счастливое будущее. А о Селине ты подумала?
— Я всё решу. Отец не узнает. У нас в Изгаре другие правила. Я исчезну из Сангориа и все забудут.
— Не переживай, ему я сообщу сам. Лично.
— Что-о?!
— Я не меняю своих решений, Айола. Ты должна была это уже понять. Если я сказал, что ты будешь моей женой, то ею будешь.
— Граф Элкиз, который всегда добивается того, чего хочет, — зло выдавила я из себя. — Только в чём выгода тут? Приданного не имеется, красоты особой тоже.
— Меня устраивает.
— Происхождение столь туманно, что почти не считается, — продолжила я. — Общество примет простушку? Простит?
— Мне простит.
— А ваша семья? — Если Торнтон думал, что отступлю, то жестоко ошибся. — Они обрадуются деревенщине в качестве вашей жены? Стоит ли дело всех этих трудностей, граф? Ведь кроме дара у меня нет ничего.
— Разве этого мало?
— Я не люблю вас! — выпалила последний довод.
— Я вообще бесчувственная скотина, — спокойно отозвался он, ничуть не смутившись, — не способный на сильные эмоции.
— Я вас ненавижу!
— Это придаст пикантности и остроты нашему браку.
Аргументы кончились. Я еще некоторое время сидела, хватая ртом воздух и лишь потом смогла прохрипеть:
— За что?
Мой вопрос вызвал совершенно неожиданную реакцию. Торнтон изменился в мгновение, как по щелчку пальцев. Вот только что передо мной сидел любовник, уставший, измотанный, один взгляд в светло-голубые глаза которого заставлял моё бедное глупое сердечко замирать от непонятной тоски.
Всего один вопрос, как крик израненной души, и мужчина вдруг резко выпрямился, взгляд заледенел, а черты лица заострились, став угловатыми, резкими и жесткими. Любовник сменился, уступив место расчетливому дельцу, надменному и черствому.
Может, это и хорошо. С таким Торнтоном я знала, как разговаривать и как быть. Он не вызывал в душе раздрай, не путал мысли непонятными взорами. Это был истинный граф Элкиз, гордый и недоступный для северянки аристократ.
Так хорошо, так правильно.
— Это так страшно, Белфор? — выплюнул он зло, а я вздрогнула от того, как прозвучала моя фамилия в его устах: резко, как пощечина. — Или ты в таком шоке от счастья, что совершенно перестала соображать?
— Выбирайте выражения, граф, — выдохнула в ответ.
— Вот именно. Граф. А тебе на блюдечке преподносят титул графини, состояние, земли, деньги, почёт и уважение.
— Фальшивое, — вставила я.
— В нашем мире всё фальшивое, — парировал тот и продолжил перечислять мои плюсы: — Возможность заниматься любимым делом. Я не буду возражать против твоей работы артефактором. Даже буду платить, как и обещал. Можешь откладывать эти деньги и гордиться тем, что сама их заработала. Это ведь так важно для тебя, потешить свою гордость.
— Всё? — с трудом сдерживаясь, уточнила у мужчины.
— Почти. И я в твоей постели.
— Надолго ли? — не удержалась от ехидного комментария.
— Пока не произведёшь одного-двух сыновей. Титулу нужны наследники. А дальше всё в твоих руках.
Меня замутило. Как может он так легко и равнодушно говорить о таких важных вещах. Сын, дети, мужчина в моей постели. Я позволила себе представить это и вздрогнула. Одна… огромный дом, полный чужих воспоминаний и собственной боли. Одиночество, которое не в силах заглушить даже работа. Клетка, золотая, но клетка, которая будет давить на меня из года в год, пока не задушит в своих объятьях.
— Вы слишком плохо меня знаете, граф, — сглотнув ком, тихо ответила ему. — Я не продаюсь.
— Всё продаётся. Надо лишь назвать приемлемую цену. Не деньги, так что-то еще.
— Но не любовь.
— Снова любовь? Мы уже это обсуждали, Айола. Я не требую от тебя и не буду требовать великих чувств и страстей. Хотя страсть в спальне нам пригодится, но там же участвует тело, а не душа, не так ли?
Я молча смотрела на него, ожидая продолжения.
— Послушание, пристойное поведение, манеры, соответствующие статусу графини, верность и благоразумие. Вот и всё, что от тебя требуется. Считай, что это еще одного наше соглашение. Соглашение длинною в жизнь.
— Вы не получите моего согласия.
— Я спас твою честь, Айола. Скандал набирает обороты, прямо сейчас, в эту секунду. Лишь наша помолвка удерживает эту жаждущую твоей крови толпу.
— Какое благородство! Вы так рьяно и показательно перечислили мои плюсы, но забыли упомянуть о своих. Вам то какое дело, Торнтон? В чём выгода?
— А мне казалось, что ты умнее. Неужели не видишь?
— Видела, не стала бы спрашивать, — огрызнулась в ответ. Сидеть на одном месте становилось всё сложнее. Этот мужчина выводил меня из себя, тревожил, заставлял совершать ошибки. — На ум приходит лишь одно. Вам стало скучно. Игра чужими жизнями приелась и захотелось новых ощущений. И тут появилась бедная северянка. Та, которой можно играть как куклой, ломать и заставлять плясать под свою дудку… Но я так не хочу. Сейчас я пытаюсь вырвать из своего сердца одного кукловода, который играл моими чувствами семь лет, как в моей жизни появился другой.