— Одетт, это страшный проступок, после которого все изменится. И пути назад не будет, — вновь попыталась вразумить меня подруга, слишком хорошо меня зная, чтобы так легко поверить.
— Да знаю я, — рассмеялась в ответ, снова падая на кровать. — Знаю. Честь, достоинство и невинность аристократки. Такое не прощается и не забывается.
Никем. И даже Алисетом Валкотом. Особенно им.
Дерек обвинял меня в том, что я специально тянула до вечера свадьбы, чтобы скандал получился самым огромным и страшным.
Он ошибся.
Я нашла кандидата. Купила, отдав большую часть своих драгоценностей. Договорилась, обсудила все детали.
…И испугалась.
Решиться на такое было страшно.
Это на словах все легко и просто. Пригласить мужчину в свои покои и разделить с ним постель. Я знала, что происходит за закрытыми дверями после свадьбы и поэтому волновалась еще больше.
Поэтому и тянула. До последнего. До праздника по случаю свадьбы. И уже собиралась отказаться, признать поражение…
Все изменил один танец.
Карабеска — традиционный танец, который принято танцевать лишь в двух случаях: в вечер перед свадьбой и на самом торжестве.
Единственная возможность жениха и невесты оказаться рядом в вечер свадьбы, когда по нормам этикета запрещено приближаться ближе чем на пару метров. Скорее всего это правило было придумано для того, чтобы страсть и ожидание к окончанию вечера достигли апогея и во время танца эмоции и чувства выплеснулись наружу. На потеху разношерстной компании.
Глоток откровения с капелькой скандала, который был позволителен в рамках закостенелого общества.
Чувственный, глубокий танец, солгать во время которого просто невозможно.
И моя последняя надежда…
На что? Ох, Великие, если бы я сама знала, если бы позволила себе признаться, не таясь и не боясь. Но и тут проклятое упрямство Корвилов сыграло со мной злую шутку.
Я ждала и боялась этого танца, словно предчувствовала беду, знала, как много сейчас поставлено на карту.
— Карабеска! — громко провозгласил слуга и трижды стукнул толстым посохом о пол.
Эти удары эхом отозвались в огромном зале, заставив меня испугано замереть на месте и обернуться, пытаясь найти в толпе того, кого старательно избегала последние несколько дней.
— Одетт? — позвала меня Селина, стоящая рядом.
Она вообще старалась не отходить от меня ни на шаг, наблюдая и контролируя даже больше, чем родная мать.
Ох, мама, как же сильно мы с тобой были не похожи. Как же я тебя любила и какую боль столько лет старательно причиняла. Непослушная, взрывная, резкая и даже временами злая. Я знала, куда бить, какие слова говорить, доставляя тебе максимальную боль. Специально отталкивая от себя, пытаясь скрыться за злобной маской от всего мира и от тебя в первую очередь.
Любила, ненавидела себя за злость, за слова, но извиняться не умела.
Ты хотела лучшего для меня, хотела, чтобы я стала настоящей леди и меня приняло общество, которое несколько лет назад сломало твой брак с отцом. Хотела, чтобы у меня была лучшая жизнь. И не понимала, что я хочу иного.
Мама и Дерек играли роль кнута и пряника. Старший брат командовал, распоряжался моей жизнью, вынуждая идти на уступки и не терпя возражений, а мама пыталась смягчить его слова, убеждала, иногда плакала, просила и еще больше злила меня.
Я была отвратительной дочерью и кошмарной младшей сестрой. Чуть реанимировалась в роли старшей сестры для Хэнка, но не сильно. Я знала это, но совершенно отказывалась меняться. Убеждала себя, что Дерек использует меня как игрушку, желая заключить выгодный союз. Отказываясь принять, что на самом деле он просто хотел лучшего для сестры, надеясь, что холодность Валкота поможет остудить мой пыл, стать другой, более счастливой.
В чем-то он был прав. Валкот многое мог, только я оказалась хуже.
— Одетт, все нормально? — снова обратилась ко мне Селина.
Я видела, как она нахмурилась, тревожно вглядываясь в мое лицо, пытаясь понять, что творится в душе.
Ох, Селина, бесполезно, не разобраться тебе в дебрях этих чувств. Я ведь сама не могла их понять.
— Да, да… все хорошо, — тихо ответила ей и попыталась улыбнуться.
Правда, почти сразу отказалась от этого. Слишком фальшиво выглядело.
Развернулась и пошла к центру зала, пальчиками придерживая подол платья насыщенного фиалкового цвета с золотистой каймой.
А там впереди меня ждал Валкот.
Как же тяжело было делать последние шаги. Как невыносимо сложно смотреть в его равнодушное лицо и чувствовать, как надежда медленно умирала в груди.
Я хорошо помнила танец Селины и Дерека четыре года назад, когда они танцевали его по приказу Марлоу. Всего один танец для того, чтобы все вокруг поняли, какие чувства обуревали их.
Эти взгляды, прикосновения, дрожь, которую невозможно скрыть, румянец на щеках и ощущение прикосновения к чему-то невероятному, волшебному…
Один танец, благодаря которому они открылись друг другу, позволяя навязанному, нежеланному браку, заключенному по ошибке, стать настоящим.
Именно этого я ждала, приседая перед женихом в реверансе. Именно об этом мечтала, застывая в позиции на небольшом расстоянии от него. В пол оборота, смотря прямо в глаза и не находя отклика.
«Бежать!»
Но я лишь сильнее стиснула зубы, упрямо вскинув подбородок, отказываясь показывать ему даже малейшую слабость.
Зазвучали первые звуки скрипок, под которые мы синхронно сделали шаг вперед, навстречу друг другу, одновременно подняв левую рук вверх и соприкасаясь запястьями.
Правая рука сжимала подол платья, в то время как его ладонь легла мне на талию, притянув к себе.
Совсем чуть-чуть, всего на пару миллиметров, не переходя грани дозволенного. Я бы даже сказала, не приблизившись к этим границам! С таким же успехом он мог бы танцевать со шваброй, держа ее на расстоянии вытянутой руки.
«Терпи. Молчи. Не смей… нельзя все портить… это может вызвать подозрения».
A сама до крови прикусывала щеку изнутри.
Я почти не помнила круг, который мы сделали, топчась на одном месте. Сначала в одну сторону, потом в другую.
Обычно пары смотрели друг другу в глаза, не в силах насмотреться, взглядом рассказывая о своих чувствах и эмоциях, что обуревали их.
Не знаю, куда именно смотрел Валкот, а я пристально изучала сверкающую булавку на его галстуке. Красивый рубин. Дорогой, сверкающий… так похожий на кровь.
Запели духовые и мы встали друг напротив друга, рука в руке. Моя обжигающе горячая и его — прохладная и сухая.
