Он задумался. Взгляд затянулся мутной дымкой воспоминаний.
— Вы помянули старый долг… почившему хозяину. — Крестился, шепча: — Мир его праху… Долг вернули вам. Я правильно понял?
— Да. Несколько дней назад нынешний пфальцграф принёс.
— О ком вы говорите?
— Витолде фон Шоленбурге.
— Сын его, значит… Тедерик фон Шоленбург… — Мужчина задумчиво качал головой, растягивая слова: — Как же… помню эту тварь… Подлый оказался человек… А ведь хозяин так много сделал добра для их семейства.
— Так вы их тоже знали и в курсе того, что тогда произошло? Ретинда говорила, что наши семьи дружили. Знаете, я была удивлена, что после смерти родителей Витолда, дружба оборвалась. Обычно крепкая дружба семей не прерывается после смерти одного из его членов.
— Ретинда? Она ещё жива, эта ведьма? Дружба прекратилась намного раньше, моя госпожа, — вздохнул герр Штольц, сникая. — Когда эти твари отказались вернуть долг. Они всё тянули, тянули… А время летит быстро, ой как быстро. Тут и вы родились… Потом это Соглашение, будь оно неладно… А дальше и того хуже. Когда вы с госпожой Стефанией пропали, хозяин истратил все сбережения на ваши поиски и пошёл истребовать возврата долга. Его уговорили подождать ещё немного, а за это время Соглашение-то и пропало. Думаю, без этой подлой семейки не обошлось. Слишком велика была сумма. Вот они и решились на кражу. Тогда хозяин и продал дом.
— Продал своим должникам. — Не укладывалось в голове.
— Да Бог с вами! — Управляющий промочил горло глотком вина.
— Ретинда так сказала.
— Не верьте ни одному её слову, моя госпожа. — Сдавленный голос Штольца звучал глухо. — Продали какому-то торговцу… за полцены.
Перед глазами Наташи возникло лицо пфальцграфини, её добродушная улыбка, приветливые слова. Господи, как можно обмануться в человеке! Она скривилась, чувствуя, как со дна души поднимается ненависть к тем, кто бросил человека в беде. Не первого встречного, а того, кто считал их своими друзьями, кто однажды помог. Веки потяжелели, глаза налились слезами. Бедный отец! Его боль и обида бились в ней, выворачивая душу.
— Посредник… Или перекупили. Соглашение… — Смахнула сорвавшуюся слезу. — Это не то, где речь идёт о помолвке двух малолетних детей, меня и внука Ретинды?
— Так покойный хозяин вам рассказал?
— Погодите, герр Штольц…
Шмыгая носом, извлекла из комода свиток:
— Речь идёт об этом Соглашении?
— Я не понимаю, что здесь написано. — Крутил свернувшийся в дрожащих руках свиток. — Тогда у хозяина служил писарем старый француз Леджер. Он и составлял его. А что тут?
Наташа пересказала суть Соглашения, подытожив:
— Получается, что этот долг не был возвращён?
— Ни медяка! — Герру Штольцу стало жарко. Давние события накрыли душным саваном.
— Получается, что я… по этому Соглашению… считаюсь невестой Витолда фон Шоленбурга? Мы помолвлены до сих пор?
Управляющий уставился на хозяйку:
— А Шоленбург сколько вам вернул? Не всё?
— Герр Штольц, а почему отец мне ничего не рассказал?
— Не рассказал, значит… — Вытер испарину со лба. — А я, старый баран, всё растрепал… А нечего было рассказывать, моя госпожа. Соглашение пропало, будто его и не было никогда. Без него денег стребовать не получилось. Открестились, падлюки, от долга. Одно горе кругом. — Подхватился: — А у вас оно откуда?
— Свиток не пропал, как видите. Он всё время находился в поместье, на чердаке в сундуке со старыми бумагами. Я не знаю, как оно туда попало, но… вот оно. И что теперь мне с ним делать? — Смотрела на бумагу, как на ядовитую змею.
— А кто ещё знает про него? — мужчина с опаской повернулся к двери, прислушиваясь.
— Наш нотар, вы и я.
Хельгу она не считала. Та лишь видела, что в свитке упоминается имя фон Россена и знала, что Витолд отдал какой-то старый долг. Да и Эрих считает его оплаченным.
— Надо думать, хозяйка. Уж коль тогда эти деньги не давали спать спокойно Шоленбургам, то сейчас и подавно никто не станет их возвращать.
— А ведь пфальцграф принёс какое-то золото. Правда, расписку о займе он не предоставил. А ещё был какой-нибудь долг?
— Я бы знал.
— Может быть, это Шоленбург оплатил долги поместья? Совесть проснулась. Герр Штольц, точную сумму долга за поместьем черканите, пожалуйста.
Наташа подвинула лист бумаги и перо с чернильницей. Глянув на цифру, выведенную рукой управляющего, вздохнула:
— Не сходится… Ничего не понимаю.
— Что-то и я совсем запутался.
Зажала руками голову, «поехавшую» на новый виток американских горок. Затрясла ею. Нужно время, чтобы разложить всё по полочкам и принять единственно верное решение.
— Ладно, герр Штольц, идите отдыхать и простите меня, пожалуйста, за несдержанность. Столько нового узнала… Вас отведут в камору на третий этаж. В таверне свободных покоев нет. Есть пустая уютная комнатушка, где жил хороший человек.
— Не беспокойтесь, моя госпожа, я привычен к любому, а уж после хорошего человека… — улыбнулся устало.
— Вы на праздник приехали?
— Нет, вот вам расписку привёз… И спросить, что теперь делать со свободными деньгами. Ах, как же это я! — Засуетился, снова роясь под полой кафтана. — Прибыл гонец из монастыря, где находится госпожа Эрмелинда. Доставил послание для вас.
— Так что вы молчите?
— Виноват, хозяйка… Разволновался… Вот.
Наташа кивнула «спасибо», принимая и распечатывая свиток, скреплённый восковой печатью. Всматривалась в расплывающиеся строчки. Бросила взор на темнеющее окно. Свечу бы зажечь.
Управляющий молчал, задумчиво глядя, как госпожа читает послание. Не плохие ли вести?
— Матушка настоятельница пишет. Обычный отчёт. Поведение примерное. Поначалу много плакала, теперь успокоилась. Герр Штольц, мне её жалко. Думаю, это Хенрике руководила её действиями…
— Да, Хенрике, — оживился мужчина. — Упокоилась она. — Крестился. — Уже два месяца как… Угорела в своей каморе. Как дом не сгорел с постояльцами? Беда была бы… Всегда такая осторожная была, предусмотрительная и вот… На всё воля Господа. — Шептал молитву.
Девушка от неожиданности замерла, расширив глаза. Сознание вырвало картинку, где Ингваз ведёт по коридору женщину со следами побоев на лице. Вот её ничуть не было жалко.
— Есть Бог на свете, герр Штольц.
После ухода управляющего пфальцграфиня сидела за столом, бездумно чертя на плотном листе бумаги треугольники и квадраты, воздвигая пирамиду. Она знала — пока не расставит все точки над «i» и не докопается до правды, покоя не будет. Только кто её скажет? Ретинда? Витолд? Навряд ли. Мозг работал чётко, бесперебойно, как заведённый, выстраивая логические цепочки, восстанавливая события почти тридцатилетней давности. Вот, значит, куда исчезла большая часть состояния отца. С ужасом поняла, что до сих пор является невестой фон Шоленбурга и он об этом знает, как и о не полностью оплаченном долге. Стянутые губы шептали:
