Пошёл четвёртый день пребывания девушки в поместье фон Фестеров.
Было заметно, как все прислушиваются к каждому стуку и звуку, проникающему сквозь закрытую дверь.
Две кормилицы со своими малышами были поселены в отведённые для них покои.
Широкая детская кроватка, разделённая тонкой ажурной деревянной перегородкой, прикрытая воздушным пологом ждала в свои объятия близнецов. Рядом на столике аккуратной стопкой высились пелёнки из самой мягкой ткани. Комнаты регулярно протапливались. В каминах поддерживался слабый, готовый в любой момент вспыхнуть, огонь. Всё дышало любовью и радостным ожиданием.
Погода испортилась. По всей вероятности надолго. Серость. Сырость. Унылость. Зарядивший дождь навевал тоску. Клонило в сон.
Как-то стоя у окна, Наташа лениво провожала взглядом сползающие по мутному оконному стеклу крупные капли дождя, как вдруг её сердце сжалось от неожиданно нахлынувшей горькой тоски. Ей нестерпимо стало себя жаль. Ощущение беспомощности стальным кольцом сдавило горло, не позволяя вздохнуть. Слёзы, словно холодные дождевые струи, полились из глаз. В вечернем ноябрьском сумраке она отчётливо увидела образ Герарда фон Бригахбурга.
Как тогда, в первую их встречу взгляд его бледно-голубых глаз пронзил насквозь, вызвав озноб. Волевой подбородок с едва заметной ямочкой, плотно сжатые губы, влажные от пота волосы. Блики восходящего солнца на кольчуге, полы холщовой туники в утренней росе. Рядом его верный Бруно, а она лежит на смятой траве, прижатая мёртвым телом насильника.
Видение длилось всего мгновение, но она едва не упала. Цепляясь за обрывки сознания, успела опереться на подоконник. Как выброшенная на берег рыба, хватала открытым ртом воздух, медленно приходя в себя. Полузадушено напевала:
— Сто шагов назад тихо на пальцах,
Лети, моя душа, не оставайся,
Сто шагов назад, притяженья больше нет…
Пфальцграфиня больше не выходила на прогулку, довольствуясь тем, что прохаживалась по гулким коридорам замка, представляя, как здесь совсем недавно бегали сыновья фон Фестеров и звучал детский смех. Думала о том, что скоро всё повторится. Рисовала в воображении картины, в которых два темноволосых одноликих ангелочка, заливаясь заразительным счастливым смехом, наперегонки будут носиться по всем уголкам поместья. А за ними, едва поспевая, поддёргивая путающиеся между ног юбки, с улыбками на лицах будут следовать няньки.
Много времени Наташа — с вязанием в руках — проводила в кухне, наблюдая, как готовится трапеза и неутомимая Ребекка, всё чаще приостанавливающаяся и прислушивающаяся к звукам, изредка доносящимся с улицы, тяжело вздыхая, продолжала раздавать указания.
В очередной раз, перехватив на себе понимающий взор Лэвари, скупо улыбнувшись, довольно выдала:
— Сегодня приедут. — Развернувшись и отыскав глазами подсобницу, кивнула той: — Давай-ка, найди Каспара и подкиньте дров в очаги в господских покоях.
Два котла с горячей водой, прикрытых медными крышками, висели на цепях над тлеющими углями. Приготовленные мясные блюда, убранные за задвижку в тёплую печь, ждали своего часа.
Накануне испросив разрешения у экономки согреть воды для мытья, Наташа с помощью конопатой девчушки с забавным именем Уши, притащила глубокую бадью в свою комнату и долго нежилась в ней, отмокая. Золотая цепочка с крестиком, единственное украшение, оставшееся у неё после прихватизации Шамси, скользила между мокрыми пальцами. Мелькнула мысль, что её тоже следует скрыть от взглядов посторонних.
Уши вызвалась постирать и привести в порядок одежду Лекарки, как настойчиво все без исключения продолжали называть пфальцграфиню.
— Красивое одеяние, — разглаживала Конопатая высушенные платья и сорочки, складывая в сундук, ощупывая мягкий свёрток на его дне, гадая, что в нём может быть. — У хозяйки тоже такое же добротное.
Девушка украдкой вздохнула. Разве от всевидящего ока прислуги можно что-либо скрыть?
Ребекка не ошиблась. Ближе к полуночи Наташа услышала собачий лай и звуки сигнального рожка. Что случилось, догадаться не составило труда. Приведя себя в порядок, вышла в кухню. Горящие свечи трепетали от ветра, задувавшего с улицы в распахнутую настежь дверь, глухо бьющуюся о стену. Сквозь шум дождя слышался гул голосов. Девушка, прикрыв створку, вышла в ярко освещённый холл.
Вся прислуга, как на параде, выстроилась вдоль стены, приготовившись к встрече господ. Пфальцграфиня присоединилась к ним. Всеобщее радостное возбуждение, наполнившее замок, передалось и ей.
— Сколько хозяев не было дома? — поинтересовалась она у женщины, стоящей рядом.
— Хозяйки не было четыре месяца, а хозяин с герром Уцем неделю отсутствовали. У госпожи в Аугусте мать и младшая сестра, госпожа Элли.
Наташа вспомнила, как барон, когда его супруга собралась рожать в таверне, поминал её сестру, якобы виновную в их задержке.
Экономка, стоя во главе, не спускала глаз с распахнутой входной двери. Первым вошёл Корбл. Окинув строй ястребиным взором и, задержав его на помощнице по хозяйству, приветливо кивнул. Та, скромно потупившись, расцвела маковым цветом.
Следом вошла баронесса под руку с супругом, с беспокойством оглядываясь назад. Не отставая от неё, Вилда несла короб с младенцами.
По ряду прошёл приветственный ропот и женщины опустились в реверансе. Девушка, замешкавшись, что не осталось незамеченным, последовала их примеру.
Гоблин вырос перед ней:
— Кто такая? — бросил через плечо стоящей позади него Ребекке, бегло изучая женщину с опущенным ликом.
— Разве не вы её прислали? — недоумевала экономка.
Уц скользнул взором по скрещенным под животом ухоженным белым ручкам… Ниже… Тапки с меховой опушкой.
Наташа подняла на него глаза. Она видела перед собой совсем другого мужчину. Все разговоры, слышанные о нём в замке, возымели действие. Теперь в её понимании герр Корбл выступал в роли рачительного управляющего и бесспорного спасителя не только её, но и всего поместья. Не может человек, сделавший столько добра, быть плохим. Робкая улыбка тронула губы.
Гоблин замер, присматриваясь:
— Умертвие? — удивлённо прошептал он, уставившись в её прелестное личико, обрамлённое гладкими блестящими волосами цвета меди.
Глава 14
Эта комната больше напоминала камору писаря в поместье Россен. Широкие полки, церы на них, трубки папирусов со свисающими запыленными восковыми печатями. На столе в открытой узкой и длинной шкатулке несколько стилосов. Бумага и чернила здесь были не в ходу.
Наташа уже минут десять сидела на стуле с низкой спинкой и отполированными подлокотниками, рассматривая носки своих тапок. Заметив на одном из них глубокую царапину, машинально потёрла им о пятку. Посветив, поняла: не сработает. Поможет только воск.
