— Дорогая фибула, — Хельга взяла украшение, осматривая его со всех сторон. — Ты хочешь её продать?
— Возможно, но… — Эрих запнулся, — не стоит пока особо надеяться на эту вещицу. В лучшем случае скупщики краденого дадут за неё треть от настоящей стоимости.
— Краденого?! — одновременно вырвалось у женщин.
— Нет, что вы? — по-детски улыбнулся мужчина. — Я же не вор. Как вы могли… — Он непринуждённо рассмеялся, стараясь развеять возникшее напряжение. — Герцогиня фон Мидем дала мне это… м-м… как бы на хранение.
— На хранение? — недоверчиво переспросила Наташа.
— Как бы? — усомнилась Хильдегард.
— Пожилая вдова весьма благосклонна ко мне. — Нотар аккуратно изъял брошь из рук графини, любуясь ею.
— Пожилая? — Удивилась Хельга. — Имела удовольствие видеть её. Ей лет под семьдесят, не иначе. Едва ходит.
— Так и есть. Её наследники — все до единого! — от родных сыновей до дальних троюродных племянников ждут не дождутся её смерти. И она знает об этом. Конечно, поместье и все богатства достанутся им, и, похоже, довольно скоро. Герцогине осталось… — Эрих в раздумье поднял глаза к потолку. — Впрочем, я не лекарь. Но что касается фамильных драгоценностей… — Он замолчал, обдумывая дальнейшие слова. — Не желает гордая старушка оставлять дорогие её душе вещи этим стервятникам. Я же помогал ей с делами на протяжении нескольких лет, и вот её благодарность. — Взвешивал на ладони дорогое украшение.
— Значит это не на хранение, а дарение, — деловито заключила Наташа.
— Ты права, — Эрих опустил глаза.
— А документ о законном дарении нужен? — Подозрительно косилась на поблёскивающую роскошь.
Хельга с интересом переводила взор с одного на другого, внимательно следя за разговором, который, казалось, принимал неожиданный поворот.
— В этом-то всё и дело. — Мужчина заёрзал на стуле, оглядываясь на закрытую дверь. — Безусловно, герцогиня вправе распоряжаться своими драгоценностями как ей заблагорассудится, но как этот её поступок расценят ненасытные до денег сыновья, прекрасно ознакомленные с содержимым ларца с фамильными реликвиями? Решат, что она раздаёт — как они считают — уже их собственность. Как бы они за это не отправили её раньше времени к своим предкам. Вот она и подарила мне фибулу… Отблагодарила за хлопоты.
— Но ты же не сможешь её хорошо продать. — Хильдегард всматривалась в нотара, сосредоточенно о чём-то думая. — Её нельзя носить. Скорее всего, добрая половина двора знает, кому она принадлежит!
— Значит, — вздохнул Эрих, — она побудет у вас на «чёрный день». Распоряжайтесь ею как вам заблагорассудится. — Подвинул брошь пфальцграфине.
— Что? — встрепенулась она, откидываясь на спинку стула и постукивая указательным пальцем по столу, с опаской глядя на сверкающее всеми цветами радуги золотое украшение, борясь с желанием задать своему деловому партнеру прямой вопрос: какие цели он преследует? Действительно ли желает помочь общему делу, отдав подаренную вещь, или таким образом хочет избавиться от приобретённой нечестным путём фибулы — попросту украв её! — возможно, поставив под удар их всех? Или только её, Наташу? Хильдегард для него не представляет никакой опасности. Если сейчас нагрянут представители закона по чьему-нибудь навету — да чего уж там! Не чьему-нибудь, а конкретно Эриха! — вещь найдут в её комнате. Последствия известны — отрубят руку и изгонят из города. Господи, лучше бы они с Хельгой купили дом у пристани и никаких нотаров не подпускали бы на пушечный выстрел! — Ни за что не возьму! — Решительно отодвинула фибулу к центру стола. — Понимаю так: раз тебе подарили вещь, носи открыто. Хочешь помочь общему делу — продай, сославшись на дарителя, не делая из этого огласки. Ювелиры люди алчные и осторожные. Они обязательно подстрахуются и наведут справки у хозяина вещицы. Внеси деньги в кассу, я оприходую.
— Ты мне не веришь?! — Эрих поднял на неё глаза, полные глубокой неприкрытой обиды. — Кто я для вас с графиней? Простой нотар, обслуживающий аристократов, не имеющий права принять в дар вещь от благодарного клиента без дарственной.
— Эрих, какие обиды? Ты — нотар! — и тебе как никому другому известны последствия таких поступков. В общем, не мне тебя учить. Поступай, как считаешь нужным.
— Хорошо, — вздохнув, мужчина больше не стал ничего доказывать. — Раз золота хватает, пусть фибула полежит у тебя несколько дней. Будет вам дарственная.
— Эрих… — Наташа встала.
— Я прошу два дня. — Выставил руку, останавливая девушку. — Не могу же я носить такую вещь с собой.
— Дорогая, — Хельга уставилась на подругу глазами, полными слёз, — милая моя Вэлэри! Не способен Эрих на подлость. Не верю в такое. Скольких знаю его клиентов, все в восторге от его честности. Или ты мне тоже не веришь?
— Тебе верю, — тяжело вздохнула. — Пусть брошь два дня полежит здесь.
Решив, что за два дня ничего страшного не произойдёт и можно украшение спрятать так, что сам чёрт не найдёт, Наташа, глядя в закрывшуюся за компаньоном дверь, повернулась к графине.
— Ты умница, Вэлэри! — восторженный возглас Хельги подлил масла в огонь.
— Поговорим, дорогая? — Пфальцграфиня села напротив подруги. — Ты так ничего и не поняла?
— Да всё я поняла. — Скулы графини покрылись густым румянцем. Рука потянулась за пирожком. — Вэлэри, нельзя быть настолько подозрительной. Нужно верить людям.
— И об этом говоришь мне ты? — Наташа укоризненно качала головой, подвигая к себе хлеб, сыр и бекон. Не хотела напоминать подруге, как её, вдову, имеющую право на долю наследства, обобрал племянник умершего мужа, как больную обокрали в дороге, оставив умирать на помойке, как выгнали за ворота «Villa Rossen» голую и босую, не заплатив жалованье.
Слова не понадобились. Алый цвет лица графини сменился мертвенной бледностью. Она догадалась, что имеет в виду подруга.
— Возможно, я не разбираюсь в людях, как ты, Вэлэри, — рука с эчпочмаком застыла на пути ко рту, — но речь идёт о человеке, который помог мне в трудную минуту. Я ему доверяю. Поэтому не отказалась от участия и вложения средств в совместное дело. Да и сама подумай, зачем ему нас обманывать? Не только с фибулой, а вот со всем этим? — Она обвела взором покой.
— Хороший вопрос.
Наташа, собирая бутерброд, думала, как, не обидев Хильдегард, доходчивее объяснить, что она имеет в виду? Кто знает, чем закончится их разговор? Ссорой? Нелепой и никому не нужной? Или всё же кому-то нужной? Кто-то из мудрых предков сказал: «Разделяй и властвуй». Не это ли произойдёт сейчас? И не нотар ли в данный момент стоит за потайной дверцей этой комнаты, слушая их, предвкушая результат? Не есть ли это одно из звеньев его хитроумного плана под названием «Как приграбастать таверну»? Девушка вздохнула, наливая остывший морс в кубок. А если она ошибается, в самом деле став слишком подозрительной? Нужно время привести мысли в порядок. Она не позволит обвести себя вокруг пальца. Нотар — если задумал что-то нехорошее — не знает, с кем столкнётся в её лице.
