— А пускай разомнутся. Только бы их в поле…
— Ага, да по лопате в руки. Пусть бассейн копают, — согласилась Наташа, сложив руки на груди.
Тёмно-русая голова мотнулась в сторону. Яробор громогласно взвыл:
— Вымесок! Урою!
Вздёрнув Рыжего на ноги, коротко замахнувшись, изо всех сил впечатал увесистый кулак в его челюсть, и Руди, крякнув от неожиданности, пушинкой отлетел к противоположной стене, чуть не завалив посудные полки. На голову градом полетели деревянные дощечки, оловянные кубки, кастрюли с мисками.
— Что ж ты делаешь, окаём?! — в сердцах вскрикнула Фиона, кидаясь на раба с кулаками.
Но он, легко взвившись в длинном стремительном прыжке, уже сидел верхом на кузнеце, и теперь его кулак оставлял на лбу с прилипшими рыжими волосами широкие кровавые ссадины.
— Сучий хвост… — Рубаха на спине русича лопнула и сквозь прореху проступили окаменевшие бугрящиеся мышцы.
— Выпороток… — Крепкие пальцы Рыжего, сжав горло Яробора, безжалостно сжимались.
— Мордофиля… — прорывалось сквозь хрип. Кровь с разбитой губы раба капала на широкую грудь кузнеца.
Мужчины, схлестнувшись намертво, продолжали потасовку.
Гензель, пунцовый, с нездоровым блеском в глазах, уцепившись одной рукой в передник ведуньи, отскочившей от разъярённых мужчин, второй делал короткие выпады, беззвучно повторяя бранные слова.
— Да что ж вы стоите? — Рыбка рванулась к бочке с водой, попутно подхватывая ведро.
Окатив драчунов и решив — по отсутствию реакции с их стороны, — что мало, быстро повторила.
Сцепившийся огромный клубок, остановившись, распался.
Повелительный гневный окрик Корбла и свист кнута заставил всех примолкнуть.
Руди, сбросив с себя ноги противника и оттолкнув его, сел, тяжело дыша, потирая ушибленный бок, озлобленным ничего не понимающим взором, обводил присутствующих.
Яробор, перекатившись на спину, уселся напротив кузнеца и, задрав голову, сверкая глазами на Уца, поглаживал покрасневшую шею. Глянув на Рыжего, процедил сквозь опухшие губы:
— Закопаю суку.
Тот усмехнулся, сплюнув:
— Как бы самому червей не накормить.
Фиона бросилась к Руди и, потянув его за рукав, предложила помощь. Он, отстранив её руку, поднялся и, покачиваясь, вытирая с лица кровь, направился к выходу. Ведунья посеменила за ним.
Обернувшись на донёсшийся стон в углу, Наташа заметила сидящего на полу Эриха с приложенным к лицу мокрым полотенцем в пятнах крови. Рядом с ним, присев на корточки, плакала Элли. «И этому перепало», — подумалось без злорадства, но — что показалось странным — с удовольствием.
Казимир и Лея осторожно выглядывали из боковой двери, ведущей в «цех» приготовления горячих блюд и кондитерских изделий.
Пфальцграфиня повернулась к заметно поредевшему составу работников у входа:
— Займитесь уборкой и продолжайте работу, — строго сказала она. — А ты следуй за мной. — Махнула Яробору.
______________________________
Лободырный — недоумок.
Чужеяд — нахлебник.
Вымесок — выродок.
Окаём — отморозок.
Выпороток — недоносок.
Мордофиля — чванливый дурак.
Глава 25
Яробор дёрнул щекой от прикосновения к разбитой губе. Щипало. Угрюмо косился на руки хозяйки, мелькающие перед носом.
Наташа, прижавшись к плечу раба, приподняв его голову за подбородок, смоченным в вине уголком салфетки безжалостно стирала с его лица подсохшую кровь. В полутёмной каморе, где обитал мужчина, пахло пряными травами. Отметила открытый низкий широкий жбан с мыльной массой на широкой скамье, шайку в лужице на полу, мокрое длинное полотенце, небрежно брошенное на спинку кровати. Мылся.
С усилием надавила на налившуюся фиолетовую шишку на лбу.
Яробор, не шевельнувшись, поморщился, вдыхая запах, исходящий от салфетки.
— Горло саднит, — прошептал хрипло, потирая шею с отпечатками пальцев кузнеца, поглядывая на кувшин.
Девушка, молча, подвинула вино. Достав из кармана маленькую баночку с «волшебной» мазью, перекатывала её на ладони, глядя, как он жадно пьёт, словно только что умирал от жажды, как двигается его сильный гладкий кадык на небритой шее, рассыпавшиеся длинные волнистые шелковистые волосы беспорядочно покрывают плечи, а глаза неотрывно следуют за стекляшкой на её ладони. Поставив её на крышку сундука, не спеша сняла со стены фонарь. Царящую тишину нарушил шелест платья и мягкий щелчок откидной крышки серебряной зажигалки. Фитиль свечи занялся ровным бездымным пламенем.
Раб не издал ни звука. Он не чувствовал вкуса крепкого вина, следя за действиями пфальцграфини. Его внимание снова приковала стеклянная ёмкость, появившаяся в её руках. Вернув кувшин на сундук, он смотрел, как она ловко крутанула крышку, бросив на ложе. Набрав на палец мази и устроившись между его разведёнными коленями, опершись локтями на грудь, приблизила своё лицо к его. Легко коснувшись заросшей щетиной щеки, повернула его голову в сторону светильника. Пальчик нежно заскользил по контуру распухших губ.
Он моргнул, сглотнув застрявший в горле ком, тихо выдохнул:
— Наташка… — Жёлто-зелёные глаза захмелевшего Яробора подёрнулись туманной поволокой. Рука легла на её талию, прижимая к себе, чувствуя, как острые локти девы впились в грудь, не позволяя приблизиться.
— Вэлэри. — Поправила жёстко, надавив на рану на его губе, от чего она болезненно дёрнулась. Выпитое на дегустации вино жаром разливалось по венам. Щёки пылали огнём. Стальной обруч захвата мужских рук не позволял отстраниться ни на сантиметр, медленно преодолевая её сопротивление. — Через несколько дней я избавлюсь от тебя. — Шепнула в его лицо, неодобрительно щурясь.
Русич, отпустив её, вздохнул:
— Я не смогу вернуть тебе долг.
— Когда-то ты спас мне жизнь. — На его порыв что-то возразить, подняла руку, останавливая. — Иногда мне казалось, что лучше было бы умереть. Ты ведь до сих пор считаешь меня самозванкой. — Собиралась с мыслями. Возможно, момент для исповеди выбран не совсем удачно, но что-то толкало её на это откровение. Наташка… Он сказал: «Наташка». Забытое звучание имени, с которым она выросла, воскресило воспоминания, со скоростью света проскочившие перед мысленным взором: детство, отрочество, юность… — Мне было четыре года, когда мой отец пфальцграф Манфред фон Россен отправил меня с матерью из Аугуста в Кёльн погостить к родне. Там мы попали в плен к нурманам. Во время шторма меня выбросило в море. Дальше помню себя в другом времени. Там я прожила двадцать один год и прошлым летом, наверное, погибла в аварии, очнувшись на берегу реки в этом столетии. Случайно вышла к обозу графини Юфрозины Атале Дригер, невесты сына графа фон Бригахбурга и с нею прибыла в его замок. Потом нашёлся мой отец. Ты знаешь… Яробор, ты тоже побывал в каком-то времени. И скорее всего, очутился там после погружения в воду в подвале графского замка…
