– Договаривались же маскироваться! Вся операция потеряет смысл, если шантажист заметит тебя!
– Да я даже шляпу надел! – горько разочаровал меня в своих детективных способностях опер. – Ну неужели он, по-твоему, будет подозревать каждого, проходящего мимо стройки?
– Между прочим, синяя сумка уже лежит на месте! Я ее сама видела!
– Ну и что?! Не думаю, чтобы нужно было следить за пустой сумкой, ее точно никто не возьмет.
– Вот именно – ты не думаешь! – отрезала я. – Разве можно так беспечно относиться к такому серьезному мероприятию?!
Почему-то мне казалось, что Жорик и сам не слишком-то верит в то, что говорит.
– Скажи мне честно, ты хоть капельку надеешься на успех моего плана?
– Нисколько в нем не сомневаюсь, – с ехидной ухмылкой заявил бывший опер. – Я шантажисту деньги не отдам, обещаю. Нервничать и беспокоиться будем, когда Виктория в сумку купюры положит. А пока все это – детские игры.
– Хорошенькие себе игры! Представь на секунду, что шантажист засечет наше присутствие, обидится и опубликует снимки.
– Не думаю, – насмешливо поморщился Жорик. – Человеку нужны деньги. Зачем ему обрывать крючок для ловли Виктории? В случае публикации снимков получить деньги он уже не сможет.
– У него, судя по всему, есть масса другого компромата.
– Нельзя быть скомпрометированной в большей или меньшей степени. Если репутация Виктории подорвется единожды, то до дальнейших угроз шантажиста ей уже не будет никакого дела. Думаю, шантажист прекрасно понимает это. Даже не представляю, на что он рассчитывает. Самое сложное в деле шантажиста – забрать деньги. До этого момента он может думать, что его не найдут и все обойдется. Но после…
Через десять минут мы уже сидели в гостях у моих родителей. К счастью, дома никого не оказалось и мне не пришлось доказывать любопытным родственникам, что Жорик – это «вовсе не то, о чем вы подумали». Я была уверена, что бы ни подумали мои родители, это оказалось бы «не то». Потому как предположить, что этот молодой человек является коллегой их дочери по оперативно-розыскной деятельности, не смогло бы даже богатое воображение моей мамочки.
В сотый раз обсуждая детали предстоящей операции, я поражалась собственному спокойствию. Несколько часов, отделяющих меня от начала решающей схватки, почему-то представлялись бесконечными. Я опаивала Жорика вкусным чаем, весело смеялась, беззлобно бранилась и поражалась беспечности опера, который наотрез отказался переодеваться в бомжа.
– Катерина, мы же не в детском саду! – возмущался бывший опер. – Яркий персонаж только привлечет к себе внимание! Я сделаю вид, что иду в магазин, и незаметно затеряюсь среди свай.
Жорик собирался заступить на свой наблюдательный пост возле сумки как раз перед тем, как Виктория положит туда деньги. Я подробно обрисовала ему географию нашей стройки. Было решено, что опер спрячется на крыше блока, в котором лежала сумка. Отверстие в потолке этого скелета квартиры оказалось как нельзя кстати. Оттуда Жорику будет прекрасно видно все, происходящее с деньгами. После долгих препирательств Георгий убедил меня, что наблюдать за пустырем, ведущим к стройке, в виде старухи-нищенки я не имею права.
– Какая нищенка вечером на пустыре? О чем ты говоришь?! Ты будешь самым подозрительным объектом! Мирные граждане тут же вызовут патруль, и тебя заберут в полицию!
В результате моя роль стала несколько менее драматичной. Я должна была притаиться в темноте и наблюдать за пустырем. Заметив подозрительного прохожего, я немедленно звоню Жорику и предупреждаю его о появлении объекта. Если прохожий, вместо положенной прогулки к магазину, сворачивал в лабиринт стройки и направлялся к сумке, Георгий тут же сообщает об этом мне. Тогда я должна следить, не прикрывает ли кто шантажиста, и, если от Жорика в течение пяти минут не будет звонка, страховать задержание.
– Это как? – решила уточнить я.
– Самое правильное, если вдруг возникнут какие-то проблемы, это поднять шум, дабы морально подавить задерживаемого. Ори, что ты из полиции, что стройка окружена и все такое. Если вдруг увидишь, что победа явно не за нами, звони Виктории, пусть приезжает ее охрана. В общем, импровизируй. Главное, не вмешивайся, если все пойдет по плану, – как-то расслабленно и совсем не по-деловому наставлял меня Георгий.
– А если преступник будет не один? – меня слегка задевала беспечность опера.
– Главное, сообщи об этом мне. Я разберусь.
– Ненавижу, когда ты с такой гордостью сообщаешь, что планируешь применять насилие! – не выдержала я.
– Да я, собственно, не планирую.
Я требовательно склонила голову, подчеркивая, что ожидаю разъяснений.
– Знаешь, – Жорик впервые с момента начала планируемой мною операции сделался серьезным, – преступник ведь не всегда виновен. И применять силу против него – последнее дело. Иногда достаточно просто обсудить происходящее.
– И это говоришь ты? – не поверила я.
– Да. И ничего удивительного в этом нет, – спокойно ответил бывший опер. – Скорее удивителен тот образ кровожадного монстра, который ты пытаешься увидеть во мне. То есть я понимаю, конечно, – для выгодного фона тебе нужен рядом человек с массой недостатков.
– Глупости, – робко попыталась защититься я, – мне как раз нужен рядом человек без недостатков, чтобы было на кого равняться. Поэтому я всегда и одна… А про твою кровожадность я узнала, наблюдая, как ты общаешься с Клюшкой.
– Я уже оправдывался по этому поводу, – сдержанно ответил Жорик, потом почему-то решил пойти на предельную откровенность: – Знаешь, почему я ушел из органов?
– Клюшка?
– Нет, Николаша просто подпортил мне отношения с начальством. Работать стало тяжелее, но все-таки можно было.
– А, – вспомнила я, – Виктория рассказывала. Чей-то там сын обокрал Викину свекровь, и ты, когда не удалось осудить его официально, силой забрал у него украденное.
– Да. Именно из-за этой истории. Но Виктория неправа, считая, что отец того парня виноват в моем увольнении. Я ушел по собственной воле. После того как узнал, что парень, которого я крепко стукнул, дабы забрать документы Силенской-старшей, на самом деле не виновен.
– Как? – только и смогла спросить я.
– А вот так. Силенская расселяла коммуналку. Она запудрила мозги престарелому деду этого парня, и старик, думая, что сдает комнату в аренду на полгода, подписал договор о том, что продает свою недвижимость, причем за сущие копейки. Родственники, конечно, когда узнали, подняли шум. Но ничего не попишешь, подпись настоящая, у нотариуса заверенная. Дед, когда осознал, как его обманули, отказался съезжать наотрез. Грозился комнату вместе с собой поджечь. Его буквально выносили. Он даже в больницу попал. Родственники по судам потыкались, убедились, что у Силенской-свекрови кругом все схвачено, и решили не связываться. Один внук сдаваться не собирался. Стал настаивать, что никакой продажи не было, требовал, чтобы все проверили, давил на то, что дед в здравом уме никогда бы такую подпись не поставил. В общем, выследил он эту авантюристку, когда та шла предъявлять договор в качестве подтверждения законности сделки. И не избивал он ее вовсе, только пригрозил и бумаги забрал. А та, естественно, тут же к нам кинулась. Я тогда молодой был. Видел только белое и черное, оттенков вообще не признавал. Она меня еще науськала, мол, официально ничего не добьешься. Я, не разобравшись, ринулся в дело. Жаль, что парнишка не успел этот злополучный договор уничтожить. А потом, когда мне объяснили, в чем дело, что-либо менять поздно уже было. В общем, ушел я из борцов за справедливость.
