Очередь из автомата. Взметнулись брызги земли, перемешанные с травой. Мишина правая рука, последняя целая рука, стала новым эпицентром боли. Вопль смешался со смехом. Трое ниндзя столпились над ним и посмеивались. Четвертый отошел в сторону, поглядывал на парней, переминался с ноги на ногу. Думал, как остановить насилие?
– У него еще есть туз в рукаве. – сказала мамаша. Но Миша ее не слышал.
Леха достал рацию. Поднял ко рту.
– Эй, ты, ты че делаешь? Хочешь настучать? – крикнул Сверчок.
Леха замер.
Они повернулись к нему. На этот раз все. Даже Салават. Ну уж если скала повернулась к тебе, то пора задуматься, а что ты делаешь не так.
– Убери рацию, друг, – сказала Салават, – станешь стукачом, и никто тебя не будет уважать из наших.
– Ты че, падла, реально стукануть хочешь? – крикнул Сверчок.
– Я… Я…
– У-у-у, это оказался не туз, а обычная шестерка. Все, карты слиты, – сказала мамка.
– Убери рацию. Ты че, охренел?
– Лех, ты че, жалеешь этого урода? – спросил Молчун.
– У нас будут проблемы.
– Какие, нахрен, проблемы? Все будет четко. Не впервой. Если ты ссышь, вон беги в кусты и сиди там. Никто тебе ничего не скажет.
– Мы подтвердим, что ты заблудился или еще че-нибудь, – сказал Салават.
Леха опустил рацию.
– Я в этом не участвую, – снова сказал он.
– Баба. Ты бы, наверное, и рад был, если бы в багажнике этого урода лежала твоя мамка или сестра, да? – выплюнул Сверчок.
– А ты урод не лучше этого маньяка, – высказался в ответ Леха.
– Че ты сказал? Я с тобой разберусь. Ты понял? Если хоть слово скажешь, что тут произошло, будешь лежать точно так же, как этот мудак? Понял?
Миша мог только стонать.
Он смотрел на свою правую руку.
А где его пальцы? Разве это его рука? У него же была ладонь, который он мог переключать скорости в «Нексии», которой держал мышку и трогал себя, когда мамка ложилась спать. А в последние полтора года он мог и не дожидаться, когда она уснет. Потому что она лежала под землей. Но оказалось, что она вовсе не спит. А наблюдает за ним.
Он посмотрел на мамку. Черты ее смазались. Как и всего остального. Шел дождь. Нет, это был не дождь. Это было что-то другое. Какая-то мутная пелена. Может, он плакал?
– Мама, помоги, – прошептал он.
– А, смотри-ка, мамку начал звать, – сказал Салават.
– Я знал, что все маньяки трахают своих мам, – сказал Сверчок.
– Приложи язык к своей сраке! – гаркнула мамаша. – Я все про тебя знаю.
Миша прижал беспалый ошметок к груди и накрыл его второй рукой. Мой, никому не отдам. Мой обрубок.
– Ха, смотри, какой смешной.
Они смеялись.
Мамаша шагнула к Лехе. Он не видел мертвую женщину. Никто не видел. Кроме собак. Но они тоже видели не женщину, а кое-что похуже. Она проковыляла до парня, ссутулившись и опираясь на клюку, подошла вплотную, осмотрела с головы до ног и протянула руку к его автомату. Леха не отвернулся, не отпрянул, не попытался ее остановить.
– Ну, герой, может, ты хочешь осадить своих коллег? А? Смотри, че делают эти бездари. Калечат моего сына. Посмотри. Разве тебе это нравится? Нет, я уверена, ты не в восторге. Потому что ты не такой больной псих, как эти уроды. Даже Сашка — он хоть и ничего не делает, но он тоже завязан с ними. Он их поддерживает.
Леха вздрогнул и поежился от холода. Мороз пришел из пальцев мертвой мамаши, пробежал по оружию и перебрался в тело. Как будто дымка опустилась на его мысли. Она покрыла все липким клеем. Любовь, благодарность, волю. Осталось только возмущение. Оно стояло посреди превратившихся в камень чувств и возмущалось, как ему и полагалось по инструкции. И тут мороз добрался до него. Мороз раздражал еще сильнее, и возмущение вскипело. Оно разъярилось.
Они убивают его. Они такие же маньяки. Разве ты хочешь, чтобы эти маньяки продолжали жить? А что ты скажешь своему отцу, когда он спросит тебя, почему ты стоял и смотрел, как они убивают этого беззащитного парня? А мать? Ты же знаешь, как она отреагирует? Ей станет дурно. Дурно от того, что ее сын смотрел на творящееся насилие и ничего не сделал. Ты – дурной сын.
Кто-то пнул Мишу. После каждого такого пинка дыхание останавливалось на минуту другую, и Миша уже думал, что наступит момент, и он больше не вынырнет. Перед глазами плавали черные пятна. Но потом дыхание возвращалось, кто-то стирал с лобового стекла темноту, и он снова видел своих мучителей.
Они смеялись. А его мамаша говорила с тем, что стоял позади. Она держала руку на оружии, а парень медленно направил автомат в спины коллегам.
– Мочи их. Нажми курок. Освободи землю от говнюков.
Палец на курке дрогнул.
«Но разве я сам не стану убийцей?» – подумал он.
– Ты что, разве не знал, что убийца убийц – вовсе и не убийца?
Палец потянул курок. Слишком слабо.
Мамаша заглянула в глаза Лехе.
Он не видел ее глаз, но чувствовал, что нечто проникает в его голову. Он потерял власть над своим телом.
И тут в его сознание ворвался поток грязных картин. Эти парни в масках, его так называемые коллеги, расправятся с бедным парнем, а потом они повернутся к нему, Лехе, и скажут, что тот слишком много видел, что он – ненадежный клиент и что рот ему надо бы заткнуть. Чтобы он не рассказал.
Ничего личного, скажет Салават. А Сверчок скажет – нет, это личное, и выстрелит ему в голову.
– Да!
Палец вдавил курок.
Мише все это казалось сном. Он видел, как двое упали вперед лицами. А третий, который давил ему на грудь сапогом, успел пригнуться, развернуться и выстрелить в ответ.
Салават думал, что кто-то все-таки на них напал из засады. Но когда он увидел только Леху, то в последний момент смутился и чуть отвел ствол автомата в сторону.
Поэтому только одна пуля скользнула по Лехиному плечу, остальные ушли в молоко.
Но Леха нисколько не сомневался в своей цели. Он снес Салавату голову, и еще один труп грохнулся рядом с Мишей.
Сцена взорвалась кровавыми брызгами и грохотом. Три секунды, и все готово.
Когда выстрелы стихли, собаки выглянули из-за кустов посмотреть, что произошло. Пахло кровью и порохом. Один хозяин лежал на земле. Второй остался стоять, и он разговаривал с этой мерзкой тварью, которая человека напоминала только тем, что на нее действовала гравитация. И как все это следует понимать?
– Отлично, – сказала мамка, – молодец. А теперь подумай над тем, как ты будешь жить после этого? Прикинь немного: ты убил своих напарников. Да, за дело. Ну и что? Кого это волнует? Весь мир настроен против моего сына. Этим подонкам поставили бы памятник за то, что они измучили бы моего сыночка. Их бы наградили. Но ты убил их и стал практически напарником маньяка-таксиста. Хотя я на твоей стороне, ведь ты не дал свершиться жестокости. Ты настоящий защитник отечества. Но ты никому не нужен. Тут тебя никто не защитит. Это такой мир. Тут правят несправедливость и жестокость. А ты парень хороший. Так что завязывай с этим отвратным местом.
