Он увидел маму, которая застукала его зимой шедшим из школы без шапки. Она отругала его. Спросила, хочет ли он остаться безмозглым на всю жизнь. Или, может, он хочет облысеть и быть таким же, как Леня, сын ее подруги, который был лысым уже в двадцать лет?
Он увидел отца, который сажал Ваню на колени в старом «москвиче» и разрешал ему рулить, когда ему не было и десяти лет. Они ехали очень медленно, за городом, по проселочной дороге, и Ваня визжал от радости. А потом они заехали на какую-то площадку, отец сказал повернуть направо, а Ваня повернул налево, и они чуть не съехали в болото. Отец вовремя успел вдавить педаль тормоза.
Ваня увидел младшего брата Тошика, который разбил окно мячом и так перепугался, что ему достанется от родителей, что Ваня взял вину на себя. Тошик потом с такой благодарностью смотрел на него. Ваня навсегда запомнил глаза брата в тот момент. Он был хороший малый. А вот Ваня был сорванцом. Ваня не хотел, чтобы родители ругали Тошика. Ведь у всех бывают в жизни такие ситуации, когда из-за случайности ты попадаешь в переплет. Как сейчас попал Ваня. Были тут люди, кто пытался выгородить его, как он младшего, но у них ничего не вышло.
Он увидел лицо Жени. Она улыбалась ему. И смеялась. Он вспомнил, как они катались на колесе обозрения. Ваня там был впервые. Он вжимался в ручку кабинки, дрожал, но не подавал виду. А когда Женя схватилась за ту же ручку и стала раскачивать кабинку, крича: «А-а-а, мы падаем», – его шары чуть не выпали из глазниц. Она долго над ним смеялась. Он влюбился в нее по уши. Она была смелая, она была отчаянная и веселая. И он любил бы ее до конца жизни.
И тут Ваня увидел ее по-настоящему. Женя стояла в толпе. Она не двигалась, спокойно смотрела на него.
Все замерло. Ваня застыл, держась за окно, что-то было сзади, держа его за ногу. Нога была поднята, как в комичной сцене. Толпа не двигалась, снег остановился, все превратилось в фотообои.
А Женя двигалась. Она вышла из толпы и направилась к нему, подошла к дому, не обращая внимания на застывших полицейских, поднялась по лестнице и оказалась прямо перед Ваней.
– Привет, – сказала она.
– Привет, – сказал он, – я хотел тебе позвонить сразу после работы, но у меня телефон сломался.
– А я уж было подумала…
– Нет, нет. Просто тут такая ситуация.
– Да, уже вижу, – сказала она.
Женя бросила взгляд Ване за спину.
Он не мог сделать того же. Он мог смотреть только вперед, только на нее. Да он и не хотел отводить взгляда. Ему нравилось смотреть на нее, и он хотел насмотреться, пока был еще жив.
– Ты знаешь, что это? – спросил он.
– Ну-у-у… примерно, – ответила она.
– Знаешь, откуда оно взялось?
– Оно когда-то было женщиной.
– Это… это человек? – удивился он.
– Хм… вряд ли это можно назвать человеком. Скорее, это… как… ну вот сыр можно назвать молоком? Нет. Тем не менее он появился из молока. Просто его изменили бактерии. Тут так же. Эта женщина больна. И эта болезнь изменила не только ее тело, она изменила и ее сознание. Она пустила в ней корни так глубоко, что она уже и не знает, кем она была когда-то. Она уже совсем другое существо.
– И что же это за существо?
– Оно немного напоминает гусеницу. Жирную лысую гусеницу. Большая и мерзкая. У нее много ртов, а тело ее напоминает какую-то массу, из которой лепят оладьи. Не знаю, как еще объяснить. Есть в ней что-то от человека. Например, эти конечности, которые сохранили подобие формы руки. Но они такие уродливые, что… что, если не знать, откуда появилась эта тварь, даже и не отождествишь ее с человеком.
– Понятно. Ниче не понятно, – сказал он.
– Оно мерзкое, вот что точно.
– Хорошо, что я ее не видел и не вижу.
– Правильно. Не смотри на нее. Не нужно. Лучше будет, если не будешь смотреть.
– Но… Откуда же оно взялось?
– Ну… я точно не знаю. Я знаю лишь немного. Слухи. Сам понимаешь, как это бывает. Один шепнет, другой переврет. Испорченный телефон.
– Ну все равно, хоть что-то. Я-то вообще не при делах, – сказал он. – Может поделишься?
– Ты точно уверен?
– На самом деле часть меня говорит, что я не должен знать. Потому что… ну, ты, наверное, понимаешь. Лучше покинуть этот мир со спокойной душой, иногда лучше не знать, почему ты умер. Умер, и все. Так проще. Но с другой стороны… Наверняка я не буду после смерти знать о причине смерти. Хочется все-таки напоследок утолить жажду любопытства. Знаешь, я ведь всегда был любопытен. Мама иногда говорила мне, что я сую нос в чужие дела очень часто. В детстве я пару раз подглядывал за родителями, прятался в шкафу, как сегодня, сидел и смотрел в щелку, слушал, что они говорили.
– И что, услышал что-то интересное?
– Нет, не особо, потому что я начинал тихонько хихикать, мне было девять, и они меня тут же находили.
– Ясно. Ну, если хочешь утолить свое любопытство, то я, наверное, не помогу тебе в этом. А лишь подолью масла в огонь.
– Попробуй.
– Я слышала только, что это… оно было женщиной. Она и ее муж, который сидел с тобой в шкафу…
– Я так и думал, что он ее муж.
– Нет, ты думал, что она – инопланетянин, а он ее выращивает, как какую-то морковку, как фермер. Вот что ты думал.
– Ладно, ладно. Но я слышал, как он называет ее по имени.
– Именно так и обращается муж к своей жене, по имени. Они вроде бы были профессорами, спелеологами, писали книгу даже. В прошлом месяце они исследовали одну из пещер где-то на севере. В таких миссиях ученые подолгу не поднимаются на поверхность, они живут прямо там, скрытые от солнечного света, под землей, как кроты. В какой-то момент эта женщина пропала. Ее искали два дня. А потом нашли. И… это все, что я знаю.
– Это не очень много, – сказал Ваня.
– Типа того, – сказала Женя.
– То есть она изменилась, после того как провела несколько дней в подземелье одна?
– Не совсем. Она изменилась позже. Много позже. Но думаю, что именно пещера стала причиной изменений.
– Может, она наткнулась на что-то? Там, в подземелье.
Женя пожала плечами.
– Как в той книге, – сказал Ваня, – нашла некое древнее существо из другого мира, которое овладело ее телом и душой.
– Иногда сказки становятся реальностью, – произнесла Женя.
– А мужик, значит, вместо того чтобы ее пристрелить, ее откармливал, – сказал Ваня.
– Может, он ее любил и надеялся как-то вернуть?
– Сдал бы ее в зоопарк, они наверняка бы смогли ей подыскать подходящую клетку.
– Сдал бы, да не сдал, – сказала Женя с железной ноткой в голосе, будто переживала за это существо.
