«Кэтрин другая…», - с грустью сравнивал он.
Ее, ровесницу Айзека, до замужества называли старой девой. Она не горела желанием выйти замуж, поскольку мужчин считала грубыми, низменными животными. Мисс Обрайн уже отчаялась найти человека, который бы понял ее, устроил в качестве супруга, но познакомилась с Айзеком Гриндлом, и ей захотелось поддержать отчаявшегося человека, наставить на путь веры и спасения.
Айзек отнесся к странной чудачке, с упорством досаждавшей нравоучениями, весьма прохладно. И уже готов был объясниться, что не нуждается в проповедях и наставлениях, как неожиданно узнал: мисс Обрайн - состоятельная невеста. Кэтрин казалась ему слишком чопорной и жеманной, не располагала и ее внешность, однако солидное приданое стало отличным стимулом, чтобы выработать терпение и снисхождение. Долгие разговоры о вере и наставления о божьих испытаниях давалось Айзеку тяжело. Но, поразмыслив, что еще одна влюбленная состоятельная особа ему попадется вряд ли, сделал предложение.
Ее родители были крайне не довольны выбором, но если приходилось выбирать между тем, чтобы их дочь оставалась старой девой, и не внушающим доверия бедным женихом, предпочли мезальянс. Их утешало и внушало надежды, что мистер Гриндл не увлекался азартными играми, не волочился за женщинами и не пил. После некоторых раздумий, ее семья согласилась на их брак. Через положенных полгода со дня помолвки, Кэтрин стала миссис Гриндл.
Общество считало, что Айзеку повезло. Солидное приданое, хорошо воспитанная, добродетельная жена… И только он знал, чем ему пришлось заплатить за материальное благополучие.
В презентабельных семьях приличным девушкам предписывалось соблюдать девственность не только физическую, но и нравственную. Родители жены, как достойные пуритане, придерживалась этого правила всецело. Их дочь выросла слишком целомудренной, мало знающей о реальности семейной жизни, а когда пришло время узнать об этом подробнее, она пришла в ужас.
Когда Айзек попытался раздеть невесту в первую брачную ночь, она посчитала это оскорблением и уехала к родителям. О чем с ней беседовали дома, он так и не узнал, но вскоре Кэтрин вернулась, однако сразу заявила, что «это» она будет делать только с целью зачатия детей. По ее мнению, если муж будет заставлять ее делать такие грязные вещи ради своего удовольствия, то этим он будет приравнивать свою жену к проститутке. А этого она стерпеть не сможет. На объяснения супруга, что это естественная мужская потребность, Кэтрин ответила, что свои мужские потребности он может делать с павшей женщиной, но она не позволит губить ее душу и отдалять от Господа. Айзеку ничего не оставалось, как согласиться, ведь сбежавшая в первую брачную ночь невеста – это позор и для супруга.
Так чета Гриндлов и жила, однако саму Кэтрин это нисколько не смущало. Ей было комфортно и душевно, и физически, чего про себя Айзек сказать не мог. Любая попытка поговорить об этом, натыкалась на глухую стену. А поскольку у Кэтрин было слабое здоровье, рождение детей откладывалось на неопределенный срок. Сомнения насчет недомогания супруги у Айзека возникли сразу, но не брать же ему жену силой!
Пытаясь решить свои трудности, Айзек придумал, как ему казалось, отличный план. Оставалось лишь воплотить его в жизнь, что требовало осторожности и времени, но он умел ждать.
Отвлекшись от воспоминаний, вернулся к разговору со служанкой.
- Вы испытываете радость, читая Писание или слушая проповедь? – сменил Айзек тему разговора.
«Да они оба лицемеры! – ужаснула Ханна. – Оба жить без него спокойно не могут».
Однако вслух ответила:
- Да, мистер Гриндл, я испытываю некоторое успокоение и смирение.
- Я не говорил об успокоении или смирении, я говорю о радости. Испытываете ли вы радость?
- В Сочельник или Пасху, слушая проповедь преподобного Поупа, да, чувствую радость и испытываю особое благоговение, – увернулась Ханна от прямого ответа.
- А в обычные дни?
- Боюсь, что нет. Я вас разочаровала?
- Да. Меня расстроило не столько отсутствие радости в вашей душе, сколько ваше лицемерие.
Ханна посмотрела на него удивленными глазами, но решила не отпираться, а согласиться с прихотью хозяина.
- Прошу прощения, если я показалась вам не вполне искренней или в чем-то недостойной, мистер Гриндл.
- Я думал о вас лучше.
- Мне кажется, что любому человеку свойственно лицемерие.
- М? – он с интересом взглянул на нее. – Вы не допускаете, что бывают люди чистые и одухотворенные? Вы судите людей по себе?
- Возможно. Мы так привыкли притворяться перед другими, что под конец начинаем притворяться перед собой.
Наступила тишина. Лицо Айзека стало пунцовым, от ярости сузились глаза, и он, набрав воздуха, прошипел:
- Что?! Вы позволяете себе слишком много. Не забывайтесь, вы всего лишь служанка. И если не будете знать место, будете уволены.
- Простите, мистер Гриндл.
После того, как разозлила хозяина, Ханна сообразила, что была слишком дерзкой, и лучше бы было держать язык за зубами. Она стояла и молчала, а он громкими шагами мерил комнату. Немного успокоившись, мистер Гриндл возмущенно спросил:
- Где вы набрались такой дерзости?
- Влияние преподобного Поупа, - ответила Ханна и, заметив изумление на лице мистера Гриндла, пояснила: - У него есть сборник афоризмов Ларошфуко, иногда я читала, некоторые запомнила.
- И что вы еще запомнили?
- Все мы обладаем достаточной долей христианского терпения, чтобы переносить страдания других людей, – процитировала Ханна.
- Вы забываетесь!– резко напомнил он.
- Вы сами просили.
- Да, что такое?! Хорошей служанки не найти, все какие-то выскочки! – возмутился он, а потом рявкнул: - Прочь отсюда.
Пока Ханна в спешке покидала комнату, мистер Гриндл вдогонку крикнул:
- И не забывайтесь!
Резко открыв дверь и выскочив из комнаты, она столкнулась с Маленькой Мэри, которая от неожиданно резкого окончания разговора не успела отойти от двери и была поймана с поличным.
- Что ты тут делаешь? – громко спросила Ханна, стараясь, чтобы ее услышал хозяин.
- Не твое дело! – прошипела Дылда, убегая.
- В чем дело? – недовольно поинтересовался мистер Гриндл, услышавший громкий разговор за дверью своего кабинета.
- За дверью стояла Мэри – служанка!
Он, не ответив, скрылся в кабинете, громко хлопнув дверью.
Когда Ханна спустилась к миссис Гриндл, та принялась ее заинтересованно разглядывать. Не дождавшись ответа, хозяйка раздраженно спросила:
- В чем дело?
Решив не раздражать еще и хозяйку, Ханна кротко ответила:
