Глава 14
После произошедшего инцидента прошло больше недели, и казалось, в доме все вернулось на круги своя. Однако все же в воздухе ощутимо чувствовалось нечто, предвещающее изменения. Даже прислуга, которая обычно жила своей жизнью и не принимала хозяйские неприятности близко к сердцу, отныне старалась вести себя осторожнее, надеясь, что тогда намечавшаяся буря минует их стороной.
Теперь пасмурные осенние дни для Ханны тянулись долго и нудно и давили на нее серой неподъемной тяжестью. Она недоумевала, как, казалось глупое и незначительное событие, которое должно было пройти незамеченным, могло так повлиять на отношениях супругов. Это оставалось для нее загадкой.
По ночам ей стали сниться кошмары, в которых она представала среди толпы почти раздетой, в грязном тряпье, и окружавшие ее люди указывали на нее пальцем, насмехались и выкрикивали оскорбления. Спрятаться или убежать не удавалось, ее тяжелые, приросшие к земле ноги, не могли сделать и шага.
Просыпалась Ханна уставшей и подавленной, с ощущением, что каждый в городе скоро узнает о ее грехопадении. Все больше ее охватывало недовольство собой, хозяином, хозяйкой, запутанными донельзя отношениями между ними. Она как никогда ощущала себя одинокой. Миссис Брэдлоу была славной, доброй, но не бедной женщиной-служанкой, потому упади воспитанница перед ней на колени и расскажи, что с ней происходит, вряд ли была понята благопристойной дамой.
Единственной ее отдушиной оставалось пение в церковном хоре. Это было и разнообразием, и местом, где она могла видеть знакомых, отвлекавших ее от мрачного настроения. Это было для нее глотом свежего воздуха. Одна только встреча с Джоном могла поднять ей настроение.
Он, чувствовавший, что Ханна расстроена, не приставал с расспросами, а просто старался встать рядом и улыбался, когда замечал, что она смотрит на него. От того, что Джон от нее ничего не требовал и не расспрашивал, она была признательна и старалась отвечать ему теплой дружеской улыбкой. Хотя, в глубине души надеялась, что он относится к ней более, чем по-дружески. В какой-то момент ей казалось, что он может стать для нее выходом из сложившейся ситуации. Если вдруг она сможет найти поддержку в ком-то, пусть в Джоне, простом спокойном парне, она решиться уйти от Гриндлов и не испугается предстоящих трудностей. И в то же время, связывать себя узами брака с человеком, которого не любила, только для того, чтобы сбежать от другого и не бояться трудностей, разве это не детский поступок?
Джон Дэвис был скромным парнем, и в сравнении с ним Ханна чувствовала себя развратной, падшей женщиной, но его теплота и симпатия помогали ей почувствовать себя более уверенной и привлекательной. Пожалуй, впервые она почувствовала, что на нее смотрят с интересом, ей улыбаются, на нее засматриваются. Теперь из гадкого утенка, забитой служанки, опасающейся привередливой хозяйки, она превратилась в очень милую, привлекательную молодую особу, умеющую сделать красивую прическу, подчеркнуть свои достоинства и отныне не трепетавшей перед строгой нанимательницей.
Осознав свою привлекательность, расправив плечи, изменилась и сама Ханна. Она воспитывалась в достопочтенной семье Поупов и ни на миг не забывала, что гордыня – грех, но как же ей было приятно, что на нее обратил внимание такой мужчина, как мистер Гриндл.
Пусть властный, иногда совершенно не выносимый, совершающий только то, что желает он, но это тешило самолюбие. И именно запретность, то чувство непозволительности и само нарушение той грани, которая не позволительна для прислуги, делало проявление симпатий со стороны хозяина таким притягательным.
В последнее время Ханна много размышляла об отношениях между супругами. Теперь она уже догадывалась, что мистер Гриндл женился для решения некоторых проблем, но все же было что-то, что не давало ей покоя.
«Если хозяйка добродетельна, пусть даже иногда чрезмерно, но она - благородная леди, и как он может позволять в доме, где живет его супруга, такие низостные вольности?»
Ханна уже давно понимала, что не всякий мужчина в браке хранит верность, знала о существовании борделей и продажных женщин, которых посещают не только молодые люди, но и женатые и почтенные главы семейств. Но она не понимала, как мистер Гриндл может не бояться вести себя столь неуважительно в своем доме?
Ей было неловко перед хозяйкой - набожной женщиной, но ее желания и согласия мистер Гриндл не спрашивал, и, если бы не она, была бы какая-то другая женщина. В этом Ханна не сомневалась.
«Возможно, - размышляла она, - мистер Гриндл раньше тоже посещал увеселительные заведения, иначе где бы он мог узнать о тех непристойностях, которые совершал со мной?»
Еще Ханна изводила себя расспросами: мистер Гриндл видит в ней падшую женщину, которая будет выполнять его грязные, развратные прихоти или все же испытывает к ней некоторые теплые чувства?
Теперь она много размышляла над этим вопросом, а если женщина слишком часто и много думает о мужчине, даже не успевает понять, как начинает думать все время только о нем. Так и Ханна не успела заметить, как начала ревновать мистера Гриндла к его супруге.
В уме она понимала, что не имеет на это никакого права, что миссис Гриндл - его законная супруга, но разве сердце женщины когда-нибудь останавливали подобные преграды?
Каким бы он отрицательным ни был, его забота о ней, о ее репутации рассматривались Ханной, как выражение симпатии. С каждым днем ее благодарность крепла. А после того, как она доставала из укромного места свое богатство, подаренное мистером Гриндлом, ее сомнения рассеивалась, и она все больше убеждалась, что он испытывает к ней, если не симпатию, то, по крайней мере, благодарность.
В другое же утро, после бессонной ночи, проведенной за размышлениями, Ханна могла проснуться раздраженной и злой, потому что, как ни посмотри, он приручал ее, понимая, что она никогда не сможет рассчитывать на него. Что если его отношения и пристрастия раскроются, пострадает ее репутация, и общество обвинит только ее – неблагодарную, пошлую, зазнавшуюся служанку, которая скатилась до такого разврата. В такие дни Ханна ненавидела Айзека всей душой и старалась на него даже не смотреть. Однако, его покровительство, его забота чувствовалась даже в мелочах.
Надевая платье, она вспоминала, что это он настоял, чтобы ей отдали устаревшие платья миссис Гриндл. Вдыхая сладкий цветочный аромат духов, знала, что это он подарил. Обувая красивые, удобные ботинки, она ловила себя на том, что это он платит ей больше, чем другим, и она смогла позволить себе хорошую обувь. Ханне было стыдно признаться, но, надевая ночную сорочку, расшитую нежной вышивкой и кружевом, помнила, что и это его подарок.
Как ни поверни, к чему ни прикоснись – это было его заботой о ней. После осознания подобного, ей становилось тошно. Как он мог с ней так поступать, зная, что они никогда не могут быть вместе?!
В том, что он ее приручал, как ручную собачку, Ханна больше не сомневалась. Он всего лишь дал ей отсрочку, чтобы она почувствовала и оценила его заботу, которой в ее жизни было так мало.
