Обмазанный глиной член варвара восстал и требовал удовлетворения. Дикарь взял его в руки и, нисколько не стесняясь, принялся теребить. При этом на лице онаниста отразилось неземное блаженство.
— Я. Взять ее. Себе, — объявил он родственницам. — Жена.
Бабка — моя спасительница — размахнулась и огрела сыночка по спине. Надо признать, рука ее оказалась далеко не такой дряхлой, как мне показалось вначале.
— Разрешения нет. Нет жены, — объявила старуха. — Табу.
Сыночек недовольно ухнул, но не возразил матери. Его достоинство поникло и съежилось. Из грозного оружия оно снова превратилось в неприметный, обмазанный глиной, комок плоти.
Никогда не считала себя набожной. Но в тот момент искренне пыталась вспомнить хотя бы одну молитву. Но на ум пришла только пословица: «Мы люди не гордые: нету хлеба, давай пироги». Ну и семейка, не сожрут, так отымеют.
Ко мне снова подскакнула бабка. Задумчиво повращала глазами, поводила нижней челюстью, при этом издавая невнятные, похожие на кашель простуженной кошки, звуки. Ее костлявые пальцы ощупали мои руки, помяли икры и попытались найти пресс.
Я пыхтела, морщилась, но терпела. В движениях старухи не было агрессии, скорее интерес. Но все равно было противно. Особенно меня пугали старушечьи когти — жесткие и загнутые, как проржавевшие сабли.
— Сильная, — объявила бабка. — Работать.
Я подпрыгнула. Что значит — «работать»? Мне домой надо, у меня выступление вечером.
— Послушайте, бабушка, — начала я. — Мне нужно вернуться к себе на Родину, понимаете. У вас тут очень красиво, все такое… Но я не могу остаться.
— Какая работа. Твоя? — постановка вопроса далась бабке с трудом. Похоже, общаться в этом заброшенном уголке мира не любили и не желали.
Я задумалась. Набросала в уме несколько вариантов и выдала самый правдоподобный:
— Зефирка. Профессия у меня такая. Умоляю, отведите меня к вождю. Или кто у вас главный?
— Жрецы. Табу, — припечатала бабка. — Идем.
М-да, местные шаманы-шарлатаны мне вряд ли помогут. Да и их боги тоже. Раздумывая над своей дальнейшей судьбой, я поплелась вслед за бабкой и ее великовозрастными дебилами. Сыночек все еще поглядывал на меня с интересом, но активности не проявлял. Да и идти ему было тяжеловато: связка тонких веток оттягивала его плечи и постоянно норовила сползти.
Бабка и ее дочери тоже не шли порожними. Они тащили на головах плетеные корзины, судя по напряженным шеям — тяжеленные. Теперь стало понятно назначение причесок «барышень»: в глиняном углублении как раз умещалось дно корзины. Бабка, несмотря на возраст, шла легко, не замечая груза. Чего не скажешь о дочерях: они попеременно охали и придерживали корзины руками.
Тщательно сформулировав новый вопрос, я вновь обратилась к главе дикого семейства:
— Помогите мне выбраться отсюда. Покинуть этот лес и вернуться в свой мир.
Старуха обернулась ко мне и зыркнула так, что я вздрогнула.
— Нет другого. Погиб, — прохрипела она. — Давно.
— Вы заблуждаетесь, — настаивала я. — За пределами ваших владений есть жизнь. Там много людей, машин, одежды и еды. Всего много! Просто нужно выбраться из леса и…
Тяжелая ладонь бабки опустилась на мой рот, приказывая заткнуться.
— Покидать. Нельзя. Табу.
Я замычала и мотнула головой, вырываясь из цепких когтей.
— Почему?
— Калки найдет. Порвет, — заявила старуха и пошла дальше. — Съест, — последнее слово прозвучало, как предупреждающий выстрел в воздух.
Не знаю, кто такая эта Калки, но попадать к ней в лапы я не собиралась. Неужели все эти люди оказались заложниками в этом богом забытом месте? И одичали, не имея возможности вернуться к цивилизации.
Я почувствовала себя Колумбом, открывшим новую землю. Осталось убедить этих неандертальцев послать весточку во внешний мир. Скажем так, почтовую голубку. Ну, или альбатроса, учитывая мои размеры.
Мне уже представилось, как я, Варвара Анатольевна Иванова, возвращаюсь домой и сообщаю миру о своем открытии. И тысячи ученых и путешественников восхищаются моей смелостью. Обо мне пишут в газетах, у меня берут интервью и автографы. Я — звезда современности. Отважная и неукротимая.
Звезда так зазвездилась, что не заметила торчавший из песка корень и шлепнулась с небосклона славы. Почва была настолько рыхлой, что мне не сразу удалось подняться. Загребая песок руками, я долго барахталась, как перевернутая на спину черепаха.
Никто и не подумал помочь мне подняться. Варвары просто шли дальше, прекрасно понимая, что мне придется следовать за ними. Другого выхода у меня просто нет.
Наконец, мне удалось принять вертикальное положение. Песок прилип к разгоряченному, вспотевшему телу, противно поскрипывал на зубах. Отплевываясь и фыркая, я помчалась догонять семейство.
— Так кто такая эта Калки? — оставленный разговор не давал мне покоя. — Животное? Соседнее племя?
Варвары резко затормозили и застыли, как вкопанные в песок столбы. Посмотрели на меня так, будто я попросила у них миллион долларов. Их лица, перекошенные суеверным страхом, походили на застывшие каменные маски.
— Богиня! — старуха отошла первой. — Страж мира.
Ага, значит жрецы и богини — классический набор дикого племени. Еще и эти постоянные табу. Надо срочно отсюда смываться. Но для начала — задобрить этих варваров и усыпить их бдительность. Ничего, осмотрюсь, поспрашиваю и найду выход. Где наша не пропадала?
— Ладно-ладно, — не стала я возражать. — Богиня, так богиня. Чего сразу обижаться?
И как ни в чем не бывало пошла дальше.
Ко мне подкатила старшая сестрица. Сняла со своей головы корзину и сунула мне в руки.
— Будешь есть? Неси.
Я машинально прижала корзину к себе и едва не упала под ее весом. Железная логика: кто не работает, то не ест.
Тяжелая корзина, пусть и оттягивала руки, служила надежным барьером от взглядов варвара. Он слишком часто оглядывался, явно наслаждаясь тем, как моя грудь колышется при ходьбе. Грубый материал царапал мою нежную кожу, но я терпела. Пусть лучше будет больно, чем стыдно.
Мы миновали песчаный перешеек, и теперь все чаще на глаза стали попадаться деревья. Совершенно странные, но, тем не менее, очень знакомые. Огромные исполины, прожившие многие десятки лет, поражали своими раскидистыми кронами и обильным цветением. Их ветви и стволы изгибались самым причудливым образом, словно безумный великан пытался выжать из них сок.
На том дереве, что я вначале приняла за родную сердцу березку, красовались шишки и наросты, напоминавшие головы обезьян, а иногда и другие части их тел. На гигантских соснах попадались сережки ольхи, а из дупла дуба торчала вросшая в ствол лавровая ветвь.
