— Ты и котму отдала, чтобы она сестре не досталась? — поддела я варварку. — Признавайся.
— Мна жадная. Злая. Ка не любит Мну, — она несколько секунд поразмышляла и добавила: — Ка любит Варю. Хорошая.
Я порывисто обняла варварку и коснулась губами ее облепленной глиной щеки.
— И тебе удачи. Танцуй, детка. И все жрецы упадут к твоим ногам.
Моя нижняя губа запрыгала, как йо-йо; на глаза навернулись слезы. Не думала, что настолько привязалась к варварке. Она стала мне настоящей сестрой, которой у меня никогда не было в той, другой жизни.
— Слушай, а ты не хочешь пойти со мной? — предложила я Ка. — Вдвоем веселее. Правда, неизвестно как долго придется идти. И крысы ваши…
— Ты вернешься, — остановила Ка мой словесный поток. — Капула никого не отпускает. Берегись богини. Увидишь свет — беги. Жрецы молятся. Калки не покидает рощи.
— Хорошо, — согласилась я.
Махнула на прощание и ломанулась через заросли лопухов. Вперед — к свободе! К мягкой кровати, теплой одежде и вкусной еде. К шопингу с подругами и пижамным вечеринкам. Да здравствует «Ашан»!
Настоящее женское счастье — далеко не бриллианты. Настоящее счастье — это когда ты лежишь себе на диване с бутербродом в одной руке и книжкой в другой, и никто тебе не мешает. Оказавшись в дикой фантазии, я поняла, как была счастлива в реальности. Извечный парадокс женской логики: добившись желаемого, мы понимаем, что оно нам на фиг было не надо.
Первые несколько метров я бежала, в один прыжок преодолевая препятствия в виде коряг и камней. Постепенно азарт иссяк, а рассудок вернулся. «Ну, и куда ты так скачешь, квочка быстролапая? — вознегодовал он. — Такими темпами быстро выдохнешься, к тому же угоришь на такой жаре».
Я резко затормозила и оглянулась: погони нет, крыс тоже не наблюдалось. И только солнце нещадно припекало макушку и страшно хотелось пить. Вот тут то и обнаружились «дыры» в моем гениальном плане.
— Дура, — обругала я себя. — Про еду ты, значит, вспомнила, а про воду кто должен был подумать? Архимед — человек и пароход?
Я осмотрелась кругом, но ни древний грек, ни названный в его честь первый паровой пароход с винтом не пришли мне на выручку. Делать им больше нечего, как вытаскивать из джунглей одичавших бабенок. Они ж оба того — памятники.
— Эх, — я доковыляла до ближайшего раскидистого дерева и плюхнулась на пятую точку. — Все придется делать самой. Плохо ты фантазируешь, Варвара Анатольевна, непроизводительно.
В каком-то самом дальнем уголке подсознания я все еще надеялась, что все это лишь дурной сон. Ну не может всего этого случиться в реальности. Так просто не бывает. Не должно быть.
— Да хватит тебе ныть, — буркнула я и вскочила на ноги.
Примерилась к гладкому, усыпанному странными наростами стволу дерева. Вроде сосна, тогда зачем ей желуди?
— Тьфу на тебя, соснодубина, — брякнула я. — Или дубососина? В любом случае тьфу.
Влезать на это дерево оказалось проще, чем на прошлое: закрученный в спираль ствол служил хорошей опорой, а похожие на мой опухший мозг наросты не давали ногам скользить. Правда, соснодубина оказалась слишком низкорослой, и мне мало что удалось рассмотреть. Впрочем, блестевшее впереди озеро просматривалось отчетливо.
— Это прорыв, — заключила я, спускаясь на землю.
Мой стремительный бег все же имел правильный вектор. До исполнения первого пункта плана осталось всего ничего.
— Поднажми, детка, — уговаривала я себя. — Ты сможешь.
Путь до озера занял минут пятнадцать. На этот раз я не бежала, а медленно шла, предвкушая долгожданную прохладу. Все мое тело зудело, а горло пересохло, как у заядлого алконавта. Но смывать глину нельзя — это я запомнила отлично. Неизвестно, сколько холодных ночей мне придется провести одной в лесу. А вот водички испить от пуза — запросто.
Этим-то я и занялась, едва добравшись до берега. Свесившись с невысокого обрыва, стала зачерпывать пригоршней слегка мутноватую, пахнущую тиной воду и подносить ко рту. «Только бы не превратиться в козу», — не к месту вспомнилась мне детская сказочка.
— Пусть меня пронесет, — буркнула я уже вслух, прихлебывая очередную порцию.
Вытаращила глаза и остановилась. Выплеснула воду обратно в озеро. Ну, когда я, наконец, научусь думать, прежде чем озвучивать желания? Особенно такие легко исполнимые.
— Все, больше никаких привалов и водопоев, — решила я, вытягивая из котмы продолговатый корешок. — Как-нибудь дотерплю до утра и утолю жажду росой.
Легкий перекус не то чтобы утолил голод, скорее — перебил аппетит. Это Ка научила меня выкапывать и жевать корни горца перечного. В первые дни, когда мы еще не начали нарушать продовольственные табу, это средство — единственное, что мне помогало. Если бы не оно — я, наверное, сошла бы с ума от постоянного голода.
— Вернусь домой и запатентую, — отличная мысль посетила мою ошпаренную солнцем голову. — Заживу-у-у.
Мда, осталось всего-то ничего — дойти. Проще сказать, чем сделать. Мои ноги то и дело увязали в песке, а разросшиеся колючки и ветки царапали кожу даже через слой глины. В таких густых зарослях я еще не бывала. Появилось ощущение, что меня забросили в ожившую фантазию биолога-психопата. Слишком все вокруг было затейливым и, пожалуй, жутковатым.
Солнце стало клониться к закату, а я все еще не добралась до солнечной рощи. Стоило представить, что мне придется здесь заночевать, волосы начинали шевелиться у меня на макушке. И не только на ней.
— Может, Ка права, — начала я сомневаться. — И мне действительно не стоило покидать пещеры. Теплой, уютной. Почти родной.
Я размахнулась и залепила себе пощечину. Вот до чего дошла, захотела остаток своих дней провести среди первобытного племени. У страха глаза велики, но у меня длинные ноги и быстрая поступь.
Чтобы отвлечься и не думать о ночных тварях, наверняка поджидающих в темном лесу беззащитную голую жертву, я принялась думать о хорошем. Больше всего — о том, сколько весит золотой ключик в моей котме, и сколько за него дадут ценители древностей.
От просто приятных мыслей я перебралась к о-о-очень приятным: что купить в первую очередь, куда отправиться отдыхать, кого позвать с собой. Вволю пофантазировав над последним вопросом, я разулыбалась и прибавила шаг.
Солнечную рощу я узнала сразу, пусть и видела впервые в жизни. Вернее, не рощу, а настоящие джунгли. Передо мной стояли многометровые гиганты с огромными, похожими на зеленые сердца неведомых великанов, листьями. Они шуршали на ветру, а где-то в вышине, загораживая заходящее солнце, покачивались желто-оранжевые шапки соцветий.
Подсолнухи. Цветы солнца. Я не ожидала увидеть их такими. Моментально забылась усталость, осталось только восхищение.
— Вот она, мечта моей бабули, — выдохнула я, задрав голову. — Одной такой семки точно хватит на вечер. И на бабку, и на ее подруг-сплетниц.
