В другой момент я могла бы над собой посмеяться. Но тогда было не до этого. Все в буквальном смысле валилось из рук, а в голове билась только одна тревожная мысль: как там Сандро?
Сандро
Он вел свой фиат медленно, словно участвовал в марафоне среди улиток. Зрение почти пропало. Проезжая часть расплывалась перед глазами, свет светофоров сливался в одно яркое пятно — не разобрать, какого оттенка.
Полная темнота готова была накрыть его в любую секунду. И Сандро все же остановился у обочины и сделал три снимка подряд. Орбы очень неохотно ответили на его призыв. Словно обиженные, они вились невдалеке, не подходя достаточно близко.
— Дио порко! — выругался Сандро.
Завел двигатель, и фиат рванул с места. До аэропорта оставалось несколько кварталов.
Вспышка фар встречного авто на секунду ослепила Сандро. Он нажал на тормоз и вывернул руль, избегая столкновения.
Но та машина выехала на встречную полосу не случайно. Преградила Сандро путь, заблокировав боком водительскую дверь.
— Что, допрыгался, макаронник! — послышался грубый голос из авто преследователей. — Будешь знать, как ввязываться не в свое дело.
Сандро поднял камеру и сделал новый снимок. Его злость вкупе с аффектом сделали свое дело, и орбы вернулись к фотографу.
Пятеро крепких ребят с бандитской внешностью вылезли из слишком маленькой для их комплекции «Лады». Окружили фиат. Разгадать их намерения можно было, не прибегая к особому дару. Красноречивее перекошенных ухмылками лиц были только биты в руках.
Но Сандро не был слабаком. Он мог заблокировать двери, нажать на сигнал, призывая на помощь. Но ярость и жажда выплеснуть накопившуюся агрессию перевесили доводы рассудка.
И Сандро вступил в неравную схватку. Быстрый как гепард и проворный как лисица, он вполне оправдал свое прозвище — Цербер. Противникам казалось, будто они дерутся не с одним, а с тремя людьми сразу.
И людьми ли?.. Скорости реакции Сандро мог позавидовать любой опытный боец. Он словно предугадывал следующий шаг каждого из пятерых соперников. Его тело точно не чувствовало ударов, став каменным монолитом.
И он непременно бы вышел из этой схватки победителем. Но последний из бандитов достал из кармана куртки последний аргумент. «ПМ» щелкнул затвором, выплюнул из металлического нутра пулю.
«Hasselblad», надежный товарищ и верный спутник Сандро, принял удар на себя. И раскрошился в руках хозяина, превращаясь в кучу хлама.
Метким ударом Сандро вышиб пистолет из рук бандита. И отправил того в нокаут, сломав переносицу. Выпустил всю накопившуюся злость, но это не могло возместить утрату.
Не веря в произошедшее, Сандро попытался восстановить фотоаппарат. Дрожащими руками он собирал на асфальте обломки и понимал, что все бесполезно. Только сейчас почувствовал, что у него отбита печень. И, кажется, сломано ребро. Но это уже неважно…
Глава 22
Вера
До больницы добралась за полчаса, сумев довести таксиста до белого каления своими просьбами ехать быстрее. Хотелось не ехать — лететь, раскинув руки навстречу холодному осеннему ветру. Как жаль, что люди не птицы.
Девушка в приемном покое наверняка приняла меня за сумасшедшую: лицо опухшее, голос сиплый, речь невнятная. Когда же я назвала фамилию Сандро, то она округлила глаза и спросила:
— Вы его родственница?
— Нет, — буркнула я. — Знакомая.
Назвать себя иначе язык не повернулся. Вот уж действительно — не подруга, не жена… просто случайная встречная, о существовании которой можно вспомнить, лишь глядя на фотографии.
— Простите, но в таком случае вам к нему нельзя, — добил меня ответ медработницы.
— Это еще почему? — удивилась я. Посмотрела на бейджик, прицепленный к халатику медсестрички: — Мария, можно подумать, у вас тут пропускной режим. Вон, шарятся все, кому не лень.
В доказательство своей правоты выглянула в холл — множество народа в бахилах и с пакетами входило в стеклянные двери, и никто не пытался их остановить. Даже охранник, мирно дремавший у окна, не спрашивал документы и не осматривал сумки.
— Понимаете… — голос Марии остановил меня на полпути к намеченной цели. — Сандро Бруни очень плох. Потому и не готов принимать посетителей.
Я вздрогнула всем телом. Вцепилась в стойку регистратуры и, просунув голову в окошко, впилась взглядом в Марию:
— Мне сказали, что он практически не пострадал…
— Физически — нет, — с печальным вздохом ответила та. — Но, мы подозреваем, повредился в уме. Наш главврач даже подумывает перевести его в другое медучреждение.
— Его нельзя в дурку, — возмутилась я, сообразив, к чему она клонит. — Разрешите мне к нему, а?.. Вдруг мне удастся его успокоить.
Мария поджала губы. Обреченным жестом потянулась к телефону:
— Побеседуйте с главврачом, от меня тут мало что зависит…
Спустя десяток минут неразговорчивый охранник довел меня до нужного кабинета, петляя по одинаково узким, пахнущим хлоркой коридорам. Главврач, пожилой, похожий на сморщенный от старости колобок, принял меня не слишком любезно, но я не привыкла отступать перед трудностями. Оказывается, и вздорный характер иногда может оказать посильную помощь.
— Да поймите, девушка, — убеждал меня врач, — он сейчас не готов ни с кем общаться. Пациент ведет себя совершенно неадекватно: забился в угол и сидит там, точно его кто-то пытается обидеть. На вопросы не отвечает, не принимает пищу и лекарства.
— Он же ничего не видит! — хрипло взревела я. — И потому боится. Обследуйте его глаза, вдруг удастся ему помочь.
Колобок-доктор посмотрел на меня, как пес на прилипшую к шерсти колючку — выкусить бы да выбросить, но не дотянуться.
— Не учите нас обследовать пациента, — предупредил он, угрожающе двигая массивной нижней челюстью. — У Бруни все в порядке с глазами.
— У него это нервное, — возразила я. — Много лет назад в автокатастрофе погибли его родители. С тех пор он почти ничего не видит.
Главврач сложил руки на объемной груди, круто переходящей в пузо, и ехидно произнес:
— Тогда вы, девушка, наверное, объясните и его странную тягу к фотоаппарату. Мы пытались забрать у него разбитую вещь, но он как ребенок вцепился в любимую игрушку и не желает с нею расставаться. И зовет кого-то. Вы, наверное, и с «чертями» его знакомы?
«Они не черти!» — чуть не выпалила я. Пришлось задержать дыхание и проглотить непрошеную фразу, упорно рвущуюся с языка. Нет, этому светилу медицины ничего не объяснить. Мои слова только еще больше убедят врача в его правоте.
И это его «девушка» — я уже дважды представилась, но он словно нарочно не запоминал имя. И употреблял ненавистное мне обезличенное выражение.
