Виктор, напротив, был счастлив оттого, что Елечка сменила гнев на милость. Отпала необходимость в примирении, и он безоговорочно принял правила игры, навязанные супругой: стал вести себя как будто ссоры между ними и не бывало. Усадил Ангелину себе на колени, положил подбородок на ее заостренное лилейно-белое плечо.
— Представляешь, — обратился он к супруге, — сегодня я первый раз услышал, как наша девочка говорит. Варенька сказала «Мама»!
Ангелина похлопала накладными ресницами, точно припоминая, о ком идет речь.
Спустя минуту спохватилась, просияла от собственной значимости. Вздернула лошадиный подбородок и едва не заржала, упиваясь гордыней.
— Так и должно быть, разве нет?
Веру едва удар не хватил от заявления Гели. Экономка громко кашлянула, привлекая внимание племянника.
Виктор неохотно оторвался от обсуждения достижений дочери, возвращаясь к оставленной теме. Тщательно продумывая каждое слово, обратился к супруге:
— Скажи, Елечка, твои подруги когда-нибудь предлагали передать Вареньку на воспитание в закрытый частный пансион?
Лицо госпожи Губановой вытянулось сильнее обычного, гневные слова застряли в ее горле. Бросив уничижительный взгляд в сторону экономки, «леди» глубоко вздохнула, распрямила спину и нехотя процедила:
— Не припомню такого…
Виктора этот ответ не устроил.
— Вера утверждает, будто ты обсуждала этот вопрос совсем недавно.
Ангелина не сдержала гневного восклицания, резко вскочила с колен мужа. Она бы с удовольствием выцарапала глаза ненавистной экономке, и только присутствие Виктора удержало ее от этой выходки.
«Леди» напустила на лицо суровое выражение и возбужденно произнесла:
— Разве ты не знаешь, что твоя тетка меня ненавидит и всеми силами стремится очернить! Неужели ты и правда думаешь, что я на такое способна?
— Так ты обсуждала этот вопрос с подругами или нет? — настаивал Виктор?
Ангелина зашипела в сторону Веры и, как злобный шакал, скалясь и подрагивая, заметалась по кабинету.
Виктор наблюдал за ней молча, терпеливо дожидаясь ответа.
И вот Ангелина остановилась, резко обернулась к мужу. Красные пятна гнева проступили через толстый слой грима, сводя к нулю многочасовую работу над невзрачным лицом.
— Возможно, кто-то из моих подруг и предлагал нечто подобное.
— Что послужило причиной подобного разговора? — Виктор пошел ва-банк. Он мог стерпеть многое, но не обиду, нанесенную дочери.
Подбирая себе подходящее оправдание, Ангелина натолкнулась на одну интереснейшую мысль:
— Я неоднократно замечала, что твоя драгоценная тетушка обижает Вареньку, вымещая на ней ненависть ко мне.
Вера ахнула. Виктор повернул голову и многозначительно взглянул на пораженную экономку.
Понимая, что ее уловка возымела нужный эффект, Ангелина продолжила:
— К сожалению, я не всегда могу находиться возле Вареньки, а потому не в силах препятствовать рукоприкладству Веры. И только стремление защитить дочь заставило меня обсудить этот вопрос с подругами. И да, в ответ они предложили мне отослать девочку из дома. Но это вынужденная мера: ты запретил мне увольнять тетку, развязав тем самым ей руки.
Закончив свою пламенную речь, Ангелина застыла, молитвенно сложив руки на груди. В глазах ее читалась ангельская грусть и притворное смирение. Актрисой госпожа Губанова была непревзойденной.
Вера сжалась в комок, став похожей на бездомного котенка, забившегося в угол. Она переводила не верящий взгляд с племянника на Ангелину, не в силах выжать из себя ни звука. Осознание произошедшего накрыло ее, подобно могильной плите: ни вздохнуть, ни пошевелиться.
Виктор сомневался в правдивости рассказа супруги, а потому обратился к ней с вопросом:
— Кто-нибудь из слуг может подтвердить то, что Вера хоть раз била нашу дочь?
Ангелина склонила голову набок, тяжко вздохнула и потупилась.
— Прислуга подчиняется ей. Как видишь, кроме меня, заступиться за Вареньку некому.
— Ты веришь ей?! — Вера в конце концов обрела способность говорить. — Считаешь, я могла причинить вред любимой племяннице?
Виктор облокотился на край столешницы, спрятал лицо в ладонях. В воздухе повисло молчание — холодное липкое, всепроникающее, оно, казалось, мгновенно заполонило все пространство кабинета.
Униженная, оскорбленная, на подкашивающихся ногах, Вера доковыляла до двери, распахнула ее. Слезы затуманили ей глаза; обида залила легкие раскаленной смолой. Оправдываться и возражать она не стала: в этом не было нужды. Поведение племянника было красноречивее тысячи слов.
Двигаясь, как сомнамбула, Вера вышла в коридор. Добрела до своей спальни, собрала вещи. Не удержалась от соблазна: сняла со стены семейное фото Губановых, черным маркером закрасила образ Гели. Преобразившийся снимок она бережно завернула в простыню и положила на дно чемодана.
Перед тем, как навсегда покинуть особняк, Вера все же решила попрощаться с тем единственным человеком, который был с ней искренен. Который всей душой был предан Вареньке и умел отличить правду от лжи.
Дарья встретила экономку радостной, располагающей улыбкой.
— А мы как раз закончили завтракать, — сообщила она, ссаживая Вареньку с детского стульчика. — Отнесете нашу красавицу наверх, к родителям?
Дарья обернулась и испуганно вскрикнула: внешний вид экономки по-настоящему встревожил ее. Одетая в дорожное платье, с чемоданом в руке, Вера едва стояла на ногах. Ее бледное, бескровное лицо и дрожащие губы выдавали крайнюю степень нервного напряжения.
— Что стряслось? — от волнения Дарья перешла на шепот.
— Я ухожу, — мрачно сообщила Вера. — Навсегда. Геля обвинила меня в рукоприкладстве по отношению к Вареньке.
Несколько томительно долгих секунд Дарья осмысливала услышанное. Внезапно яростное восклицание сорвалось у нее с губ:
— Да как она только могла?! Это же откровенное вранье! Я знаю, как Вы любите Вареньку, этот дом и всех его обитателей. Почему бы Вам не обратиться к Виктору: не сомневаюсь, он выведет Ангелину Ивановну на чистую воду. Да любой слуга скажет, что это неправда, такого просто не может быть…
— Виктор уже знает и верит Геле, — с трудом проговорила Вера. — Его обожаемая женушка сумела преподать эту информацию так, что племянник засомневался в моей преданности.
По лицу Дарьи пробежала тень.
— Неужели Виктор Вас уволил?..
— Нет, я ушла сама, — заявила Вера. — Ни дня больше не хочу провести рядом с Гелей, этой двуликой притворщицей.
— Хотите, я пойду к Виктору и попробую заступиться за Вас? — предложила Дарья. — И если моих слов будет недостаточно — Машенька станет еще одной свидетельницей. Дети не умеют лгать, их слова дороже золота.
