— Хорошо, — согласился Кадес, и было видно, что это согласие ему дорого стоит. Протянув руку, он принял скальпель, и Эльдар наконец-то рассмотрел рисунок, украшавший ручку: драконьи головы, почти такие же, как на его браслете.
Браслет, кстати, не изменился после перехода из одного мира в другой. Серебряные головы остались прежними.
— Хорошо, — повторил Кадес и указал на металлический стол. — Устраивайтесь поудобнее, если, конечно, можно так сказать.
— Спасибо, — ухмыльнулся Эльдар и на негнущихся ногах поплелся в сторону стола. Должно быть, именно на нем Кадес собирал Лизу по частям и закреплял серебряную пластинку на ее раздавленной голове.
Холодная поверхность стола оказалась неожиданно приятной. Эльдар устроился поудобнее, вытянул руки и закрыл глаза. Прах к праху, мертвое к мертвому — когда-нибудь любая история должна закончиться, и Эльдар был только рад, что его наступающий финал будет именно таким. Кадес копался в ящичке с тихо звенящими инструментами — должно быть, простенького скальпеля для предстоящей операции было недостаточно. Наконец, он приблизился к столу и вскоре Эльдар почувствовал прикосновение к груди жесткой губки, пропитанной прохладной маслянистой жидкостью.
— Думайте о хорошем, — посоветовал Кадес, и Эльдар услышал искреннее уважение, прозвучавшее в его голосе.
— Легко сказать, — усмехнулся он, и эта усмешка отдалась легким всплеском боли в груди, словно камень меречи понял, что с ним собираются сделать, и категорически заявил об отказе менять место жительства.
— У вас с ней не было того, о чем можно подумать перед смертью? И вы все равно хотите отдать за нее жизнь? — глухо осведомился Кадес. Эльдар улыбнулся снова.
— Вы все равно не поймете, дорогой Кадес, — ответил он. — Так что просто режьте.
Эльдар почти не почувствовал прикосновение скальпеля к коже — так, что-то холодное быстро протекло по груди. Он почти не боялся того момента, когда лишится камня и станет трупом семилетней выдержки, и совсем перестал бояться после того, как волна памяти вынесла его в сонный зимний день, когда всеобщая меланхолия не поддается даже скорому наступлению нового года.
Рыжеволосая девушка сидела в дальнем углу небольшого, но очень модного кафе, перед ней стояла нетронутая чашка кофе и изящный, почти французский круассан на белом фарфоре. Девушка читала какую-то книгу в яркой обложке, и Эльдара вдруг обожгло до глубины сердца: Лиза. Это же Лиза. Только она может так задумчиво и печально наматывать огненный локон на палец — она ведь всегда так делала, когда ей было одиноко или тоскливо.
Сейчас Лиза казалась самим олицетворением грусти. Эльдар, как и все турьевские маги, прекрасно знал ее печальную историю: короткий яркий роман оборвался на пике со смертью возлюбленного, и в довершение всего Лиза стала жертвой многоступенчатой интриги, которая полностью лишила ее магии. Все способности к волшебству вытекли из нее, как вода из кувшина с трещинкой.
Ей нельзя было не сочувствовать. Эльдар пару раз хотел позвонить Лизе, но так этого и не сделал. Лиза решила бы, что он не разделяет ее боль, а издевается.
Заметив, что он смотрит, Лиза со вздохом закрыла книгу и сказала:
— Ну здравствуй, Эльдар. Составишь компанию.
Это было произнесено нарочито утвердительно, словно Лиза просто констатировала факт, и Эльдар все равно бы подошел к ней, а хочет она этого или нет — не имеет значения. Взяв свою чашку кофе, Эльдар пересел за ее столик и с искренней заботой осведомился:
— Как самочувствие?
Лиза пожала плечами. Задумчиво ковырнула ложечкой круассан, но есть не стала.
— Живу потихоньку, — сказала она без выражения и добавила: — Небо копчу.
— Не говори так, — с искренней горечью произнес Эльдар, хотя прекрасно понимал ее состояние и знал, что если бы сам лишился магии и всех возможностей, которые она давала, то просто вышел бы в окно откуда-нибудь с девятого этажа или сунул голову в духовку, не забыв включить газ перед этим. Это действительно невыносимо: уметь летать и вдруг потерять крылья — а память о том, что есть небо и полеты в нем, до сих пор с тобой, и ты смотришь, как летают другие, и можешь только плакать.
— А что мне остается? — горько усмехнулась Лиза. — Вот, веду светскую ленивую жизнь. На каток хожу… И вообще, Эльдар, если ты пришел поглумиться, то лучше сразу иди к черту.
Эльдар вздохнул. Наверно, в ее ситуации лучшая защита — действительно нападение.
— Я кофе пришел попить, — сказал он и продемонстрировал свою чашку. — А глумиться над любимыми людьми это не мой стиль.
Лиза взяла чашку, поболтала в ней ложечкой, но пить не стала — отставив, наконец-то посмотрела Эльдару в лицо. Несмотря на все уловки и хитрости косметологии, она выглядела изможденной и уставшей. Да и как, в самом деле, смириться с такой потерей?
— Я что, твой любимый человек? — губы Лизы скривились в неприятной болезненной усмешке. Эльдар кивнул. Отпил кофе.
— Я думал, это давно ни для кого не секрет, — ответил он. Лиза раскрошила-таки круассан и отложила ложечку. Должно быть, эти мелкие движения не помогли ей успокоиться, а только действовали на нервы.
— Мне ведь Гамрян работу на кафедре предложил, — сменила она тему. — Представляешь? Подумать только. Где я и где алгебра?
— Он ведь о тебе беспокоится, — мягко произнес Эльдар. — И я тоже.
Лиза вздохнула. Серый свет зимнего дня, с трудом пробивавшийся сквозь затемненные оконные стекла кафе, делал ее удивительно красивой и печальной. Подперев щеку ладонью, Эльдар смотрел на девушку так, как смотрят на картину.
— Тебе сейчас лучше не оставаться одной, — сказал он, в конце концов. Лиза вопросительно изогнула левую бровь, и Эльдар предложил: — Поехали ко мне. Елку нарядим.
Лиза жалобно улыбнулась, и Эльдар вдруг подумал, что она похожа на бродячую собаку, которой неожиданно предложили и стол, и кров — хочется взять, хочется прыгнуть на руки, но в то же время страшно сделать шаг навстречу: вдруг ударят, оттолкнут, обругают.
— Новый год только через месяц, — сказала Лиза, и сквозь ее лицо проступил бледный лик мертвой русалки в капсуле Кадеса.
— Держитесь, — промолвил Кадес откуда-то издалека. — Я вынимаю камень.
Глава 13
— Не бойтесь, — сказал Артем: его голос доносился, будто из-под воды. Катя ожидала услышать все, что угодно, но только не своего бывшего денщика. Хотя, возможно, он до сих пор был представлен к ней. — Не бойтесь, все в порядке. Все хорошо.
Он говорил с теми мягкими успокаивающими интонациями, с какими ребенка уговаривают не бояться темноты, убеждая, что ни в шкафу, ни под кроватью не затаился монстр. Постепенно сквозь мрак, окружавший Катю, пробился запах простенького дезинфицирующего средства, которое Артем всегда использовал при уборке, аромат свежесваренного кофе, показавшийся Кате просто божественным, и тот неуловимый неопределенный дух, едва уловив который, сразу же понимаешь, что ты находишься дома. Потом пришел щелчок кнопки, выключающей закипевший чайник, мягкие шаги Артема и голос:
