— Значит, и мои сны тебе известны? — испуганно пробормотал Дмитрий.
Милана прислонилась спиной к ближайшей сосне. Подняла голову, таинственно улыбнулась лунному диску.
— Сон — то время, когда ты забываешь о своем теле и его потребностях. Он позволяет душе улавливать то, чего не видят очи. Если сумеешь проникнуться, то тебе уже не понадобится спать, дабы услышать глас предков — будет достаточно лишь усилия с твоей стороны.
— И я вновь смогу увидеть сестру? — уточнил Селиванов.
В ответ Милана слегка кивнула, подтверждая его догадку. Она опустилась на траву и вновь подняла лицо к небу, блиставшему мириадами ярких точек.
— Каждый человек подобен звезде, сияющей в ночи. Но только он может разжечь в себе огонь, изгоняющий тьму.
Туманные фразы Змиуланы раздражали Дмитрия и в то же время пугали сокрытым в них смыслом.
— Мне нужны специальные навыки, чтобы вновь побывать в мире грез?
— Эти умения есть в тебе, но открыть их не просто, — предрекла Милана.
Дмитрий не унимался.
— И как много времени понадобится?
Лицо Миланы приобрело тревожное выражение.
— Кто-то может постичь себя за несколько лет, а у других на это уходит целая жизнь. Все зависит от тебя.
— Несколько лет… — прошептал Дмитрий. — Это очень долго!
Милана сделала паузу, внимательно наблюдая за ночным гостем. А затем отозвалась:
— Время как вода: пробегает сквозь пальцы и не оставляет следа. Но оно может смыть с твоей души те наросты и язвы, которыми она покрылась за долгие годы.
Дмитрию стало не по себе: слова Змиуланы касались невидимых нитей его души, натягивали их, вызывая сердечную муку.
— Скажи, а ты часто видишься там с ней? — поинтересовался он.
Милана поняла о ком идет речь, ведь Алиса не раз просила ее помочь брату. Но до тех пор, пока Дмитрий сам не обратился, она не могла исполнить эту просьбу.
— В том месте, куда ушла твоя сестра, временных границ не существует. И потому я не знаю, как ответить на твой вопрос.
Дмитрий показал Змиулане куколку сестры и спросил:
— Можешь передать ей вот это? Алиса так любила ее в детстве, пусть она всегда будет с ней.
Милана приняла куколку и широко улыбнулась. В ее глазах было столько искренности и участия, что Дмитрий не выдержал этого взгляда и отвернулся.
— Алиса не одинока, — заметила Милана, — и эта вещь ей больше не нужна.
— Да, — согласился Дмитрий, — я видел ее с родителями… Ведь это были они?
Милана кивнула.
— Они и многие другие, кого уже нет в мире яви.
Дмитрий нахмурился, услышав незнакомое слово.
— Мир яви? — переспросил он. — Что это?
Глаза Миланы широко распахнулись, в них вспыхнуло янтарное пламя.
— Наши праотцы представляли мир как четыре одновременно сосуществующие части, — пустилась она в разъяснения. — Мир яви — это мир людей и живых существ; мир нави — прибежище духов и темных сил, мир слави — чертог предков и покровителей; а мир прав и — удел Богов, управляющих остальными частями. Ты живешь в мире реальном, физическом, но это вовсе не означает, что у тебя нет возможности общаться с другими составляющими единого целого. Я же, как прямой потомок покровителя, могу бывать в мире слави и нави и общаться напрямую с его обитателями.
Переваривая услышанное, Дмитрий рискнул задать еще один вопрос:
— А в мире богов? Ты тоже там бываешь?
Красавица-полубогиня печально вздохнула.
— Во мне слишком много человеческой крови. Она притягивает меня к яви…
— А где сейчас Алиса? — не преминул спросить Дмитрий.
Милана склонила голову к плечу: шелковистые пряди ее волос коснулись земли, золотым покрывалом окутали ноги.
— Она обитает в мире слави, где же еще быть такой чистой душе, как ее?
Дмитрий с трудом оторвал взгляд от точеных щиколоток чаровницы, купающихся в золотой пене волос, и вернулся к разговору:
— А мир нави, получается — ад?
— У наших предков не было такого понятия, — возразила Милана. — А навий мир — это то место, где обитают недоброжелательные духи и души тех, кого покарали в мире яви за их деяния. По сути же мир слави и нави — единое целое, образно разделенное на две части.
— И это древнее верование верно? Мир действительно устроен так, как считали древние язычники?
— Если объяснять Великое Бытие человеческим языком, то да, эти верования правдивы. Но мир гораздо больше и сложнее, его нельзя описать в двух словах.
— А ты попробуй.
Милана повернулась, вгляделась в лицо Дмитрия.
— Разве за этим ты сюда прибыл? Хочешь знать, как устроен мир?
— Я и сам не знаю, зачем сюда приехал.
Признание вырвалось из уст Дмитрия само по себе, и он немного сожалел о сказанном. Ему совершенно не понравились испытываемые им ощущения. Он почувствовал себя первоклассником, беседующим с профессором института. Появилось желание сбежать, избавиться от проницательного взгляда и мелодичного голоса Змиуланы.
Но Дмитрий не ушел. Он развернул свое кресло и тоже молчаливо уставился на ночное небо. У него осталась еще масса невысказанных вопросов — один из них он отважился задать немедленно:
— В ночь перед приездом сюда я видел кобру: кто это был — ты?
— Нет, ты… — прошептала Милана. — Можешь не верить моим словам, но и в тебе сокрыта часть древнего наследия. Эта сила мала и неразвита, но она есть.
После этих слов вновь повисло тягостное молчание, нарушаемое лишь криками ночных птиц. Дмитрий пытался осознать слова Змиуланы и свыкнуться с мыслью о том, что в нем самом живет то, чего он так боялся всю свою жизнь.
Милана наблюдала за ним и улыбалась: она чувствовала, как в нем пробуждается чуть не погибшее навеки зерно мудрости. И пусть это только семя, но оно непременно даст богатые всходы.
— Вот, возьми, — Милана нарушила молчание и протянула Дмитрию куколку обратно. — Отдай ее дочери Будимира — малышка будет рада.
Дмитрий принял куколку и с удивлением отметил: за то время, что она провела в руках Змиуланы, к ней вернулся ее изначальный вид. Игрушка вновь стала такой, какой была, когда ее подарили Алисе.
— А со мной ты так можешь? — с надеждой спросил Селиванов.
— Человеческое тело устроено куда сложнее деревянной куколки, — заметила Милана.
— Вот жалость, — произнес Дмитрий и снова замолчал.
Он долго рассматривал Змиулану и отметил, что она сидит на траве в противоестественной позе: спина сгорблена, ноги выглядят так, будто их скрутило судорогой.
