Осанка Дмитрия будто заявляла: несмотря на доступную роскошь, он вовсе не изнеженный представитель современности современности, которых Милана встречала раньше. Да, его руки были ухожены, но не избалованны бездействием, а щетина, отросшая за последние дни на подбородке, только прибавляла ему шарма.
Милана видела, что Дмитрий постоянно находится на стороже. Его плечи были напряжены, а взгляд постоянно ощупывал пространство вокруг, словно в поисках чего-то. «Неужели хочет увидеть меня?» — думала Милана, и от этой мысли ее человеческое сердце тревожно стучало, рвалось из девичьей груди.
Но Дмитрий ее не звал, и она тоже молчала, наблюдая из своего убежища. С каждым днем ночной гость становился все более мрачным и, в конце концов, сдался первым.
— Выходи, перестань прятаться! — крикнул он.
Громкое эхо подхватило его слова и прокатило их по храму.
— Зачем? — спросила Милана из укрытия.
— Ты обещала помочь мне, а сама скрываешься.
— Я могу помогать тебе и отсюда.
Дмитрий задумался и принялся осматривать стены храма в поисках того места, откуда доносился голос Змиуланы.
— А я считаю: тебе полезнее находиться рядом.
Милана не поддалась на эту уловку.
— Даже если мое обличье вновь будет наводить на тебя ужас?
— Свой страх можно побороть лишь одним способом: победив его! — громыхнул Дмитрий.
— Хорошо, — согласилась Милана, — я выйду и пообещаю, что не буду тебя просить прикоснуться ко мне. Но ты должен помнить, что как раз-таки моя нечеловеческая сущность помогает исцелять людей.
— Я это учту, — согласился Дмитрий. — Выходи.
Змиулана легким движением руки сняла защитный барьер, отгораживавший часть храма от посторонних. На долю секунды взору Дмитрия открылась небольшая зала, расположенная слева от входа.
Следом потайную комнату заволокла легкая дымка, и видение исчезло, а на свету осталась лишь плотная деревянная стена, ничем не отличающаяся от других уцелевших частей храма.
Милана застыла напротив Дмитрия и долго смотрела на него испытующим взглядом, не решаясь заговорить первой.
— Не нужно меня гипнотизировать, — заметил Селиванов, — я и так полностью в твоей власти.
— Разве? — переспросила чаровница.
Дмитрий иронически хмыкнул.
— Еще бы, ведь именно от тебя зависит, смогу ли я полностью восстановиться.
— Не от меня — от тебя, — предупредила Милана. — Ответь честно: только это удерживает тебя здесь? Все, чего ты жаждешь — это иметь прежнее тело?
Дмитрий посмотрел на нее как на полоумную.
— Ты говоришь так, будто быть инвалидом — сущий пустяк.
Милана осталась непреклонной.
— Ты не ответил.
— Сам не знаю, зачем я здесь, — вздохнул Дмитрий. — Скоро рассвет. Пойдем, нам пора.
Следуя примеру Дмитрия, Милана остановилась в проеме разрушенных ворот и замерла в ожидании ежедневного чуда.
— Что это за комната: та, в которой ты пряталась? — спросил Селиванов.
Слабая улыбка осветила лицо Миланы, отразилась в ее прекрасных глазах.
— Прежде это было помещение, отведенное жрецам для личных нужд. Позднее, когда отправлять языческие обряды прекратили, это место стало моим прибежищем.
— Постой, — запнулся Дмитрий. Глаза его расширились от смутной догадки. — Так сколько времени прошло между тем, как храм забросили, и тем, как ты поселилась в нем?
— Нисколько, — просто ответила Милана. — Я прячусь в храме с тех самых пор, как наши земли завоевали варяги и посеяли на них свою религию, призывавшую истреблять всех, кто отличался от них внешне или имел способности, не доступные им.
Дмитрий ошарашенно посмотрел на собеседницу, не в силах вымолвить ни слова. Губы его беззвучно шевельнулись, но так и не задали вопрос, читавшийся в его глазах.
— Да, — подтвердила догадку Дмитрия Змиулана, — я не просто чудище, я — очень древнее чудище, родившееся во времена, когда люди еще могли общаться с миром прави и жили по его законам. И было это давным-давно. Теперь же я, как и этот храм, пережиток прошлого, то, чего не должно существовать на земле. Мне нет места в мире яви и в сердцах людей.
— Но, тем не менее, и ты, и храм находитесь здесь: вы существуете, — произнес Дмитрий, с трудом подавив сухой спазм в горле. — Сколько же тебе лет?
— Одной из моих сущностей несколько веков, другой — нет и двадцати лет, — Милана вздохнула и потупилась.
— Как такое возможно? — напрягся Дмитрий.
— Змеи, как и другие рептилии, при наступлении неблагоприятных условий, замедляют жизненные процессы ради выживания, — пояснила Змиулана. — Я долгое, по человеческим меркам, время провела в приграничье, при этом моя физическая оболочка спала.
Дмитрий вцепился в подлокотники кресла.
— И все годы, что ты провела в анабиозе, твое тело было спрятано в этой потайной комнате?
Милана приподняла подбородок. Взгляд у нее был как у несчастного, хворого ребенка.
— Все так. Только вот если для змеиной сущности такая спячка вполне естественна, то для человека подобное ненормально.
— Теперь понятно, почему ты не можешь пользоваться ногами, — слегка усмехнулся Дмитрий, постепенно приходя в себя. — Твои мышцы атрофировались за то время, что ты спала.
— Возможно, — слегка пожала плечами Милана. — Поэтому я и стараюсь пользоваться ногами как можно реже, чтобы не перегружать их.
— Это неправильно, — высказал свое мнение Дмитрий.
Ему, уделявшему своей физической форме массу времени и сил, рассуждения девушки показались вопиющим невежеством.
— Чем чаще ты станешь пользоваться человеческим телом, тем быстрее научишься им управлять. И начать тренировки лучше всего с пеших прогулок.
Милана удивленно посмотрела на свои босые ступни, а потом перевела взгляд на Дмитрия:
— Я действительно хочу развить человеческую сторону, но не физическую, а скорее духовную.
— Можешь мне не верить, — заметил Дмитрий, — но внутреннее состояние человека во многом зависит от физического. Ты не замечала, что когда человек болен, то его легче вывести из душевного равновесия?
— Замечала, но я мало разбираюсь в вопросах физического состояния тел, — посетовала Милана.
Дмитрий был полон решимости.
— Значит, настала пора это исправить. Как ты собираешься вернуть мне способность ходить, если сама этого делать не умеешь? — спросил он и весело рассмеялся, заметив, как девушка пугливо подобрала пальцы ног. — Не волнуйся, у тебя все получится. Я даже завидую тебе, ведь это так прекрасно — чувствовать под своими ногами твердую почву.
