Привратник Смерти был самым обычным мужчиной. Худой, очень бледный, имевший постоянную привычку ухаживать за собой — обычный молодой человек с верхушки общества. Но как же он пугал, Господи… Сейчас, сидя на кухне, освещенной крошечной лампой, Эльза прокручивала в голове сегодняшний сеанс и все больше и больше убеждалась, что смогла избежать большой беды. Пальцы помнили прикосновение к чужой коже, теплой и холеной, от нее едва заметно пахло дорогим мылом и духами с нотками апельсинового дерева — легкий, очень приятный запах. На левом боку королевского палача была татуировка — летящий стриж, который закрывал шрам. Он был самым обычным человеком, и никто и никогда не пугал Эльзу сильнее.
Она была настолько охвачена страхом, что даже не отважилась протестовать, когда Привратник Смерти приказал ей раздеться. Эльза дотронулась до ноги в том месте, куда властно легла ладонь королевского палача — несмотря на весь ужас, где-то на самом дне души все еще жило понимание: ей понравилось это прикосновение. Какие-то струны дрожали, желая, чтоб пальцы Привратника Смерти все-таки поднялись выше и дотронулись…
Эльза одним глотком допила кофе и решительно направилась в ванную.
Смыть это все. Смыть.
— Ну что, племянничек? Кнутобойствуешь помаленьку?
Герцогиня Агата ауф Виттель не приходилась Габриэлю теткой, она была какой-то очень дальней родственницей его величества. Но она всегда называла Габриэля племянничком и обращалась с ним по-свойски. Вот и сейчас потрепала его по щеке теплой морщинистой рукой, пахнущей пудрой, ландышевым мылом и табаком и спросила:
— Как поживаешь, дорогой?
Габриэль поцеловал пальцы властной старухи, высоченной, как гвардеец королевского полка, и толстой, как винный бочонок, и мельком подумал о ней с теплом.
— Слава господу, тетя Агата, — ответил он. — Все хорошо.
— Работаешь? — герцогиня вынула из шелковой сумочки табакерку с портретом покойного мужа и, отправив в нос щепотку табаку, протянула Габриэлю: — Угощайся.
— Не люблю, — признался он. После табачка тети Агаты будешь чихать трое суток — а она только ноздрями повела и томно прикрыла глаза. Крепкая старуха, ничего не скажешь.
— Альма, — промолвила герцогиня, взяла Габриэля под руку, и они неторопливо пошли в сторону Красных комнат. Охрана вдоль стен была неподвижна, портреты венценосных предков смотрели с привычным ленивым презрением. Когда-то давным-давно маленький Габриэль бегал с мячом по этим залам, а потом все закончилось.
Кажется, все было во сне.
— Да, тетя Агата, — мягко сказал Габриэль. — Его величество визировал ее смерть. Предательница королевской крови.
Старуха только рукой махнула. Из-под толстого слоя пудры выступил румянец.
— Изменить мужу, который смотрит на мальчиков, не значит предать королевскую кровь! — отчеканила она. — И ты это знаешь, Габриэль. Вся ее беда только в том, что она вышла замуж за принца. А принц оказался б*ядун!
Один из охранников вздрогнул, и герцогиня обернулась и отчетливо повторила:
— Б*ядун! Охотник до жоп! Я говорю открыто и готова повторить. Бедная Альма… — старуха всхлипнула и прибавила шага. Габриэль подумал, что при их разнице в росте и весе он сейчас похож на ее ридикюль.
Он искренне любил старую герцогиню — за доброту, за острый язык и внутреннюю силу, за открытость души. За то, что она видела в нем человека, а не чудовище, и это было самым важным.
— Что я могу сделать, тетушка Агата? — миролюбиво спросил Габриэль, когда они миновали несколько залов, и старуха устала и сбавила шаг. — Я не могу нарушить приказ его величества.
— Да знаю я, что не можешь, — отмахнулась герцогиня. — Твой дядя дурак набитый. Рубить голову бедной девочке за то, что у нее муж… ай! К дьяволу его.
Габриэль хотел было сказать, что бедная девочка успела побывать в кроватях нескольких десятков любовников, и все это невольно стало выходить наружу. Но он промолчал.
— Дай ей яд, — твердо сказала герцогиня. Остановившись возле дверей в Красные комнаты, она снова вынула табакерку, но пока не стала открывать. — Ты можешь отрубить голову уже мертвой, раз уж твоему дяде так нужна голова.
Габриэль прикрыл глаза. Ни с того, ни с сего вспомнилось, что Альма когда-то называла его Габи, женским именем, и это раздражало. А еще у Альмы были пушистые каштановые волосы, легкие, пронизанные солнечным светом. Кажется, они пахли вишней. Да, вишней.
— Хорошо, тетя Агата, — ответил Габриэль. — Я дам ей яд, и она уснет.
Герцогиня пристально посмотрела ему в лицо.
— Мучиться не будет?
— Нет, — честно ответил Габриэль. — Обещаю.
Расставшись со старухой, которая на миг утратила всю свою властность и благодарно сжала его руку, Габриэль вошел в Красные комнаты и, прикрыв глаза, довольно улыбнулся.
Здесь было хорошо. Тихо, прохладно — как и полагается там, где открывают ворота для смерти.
Он прошел к стойке с ядами, где в идеальном порядке содержались закупоренные пузырьки, и пробежался пальцами по стеклу. Пожалуй, десяти капель тавринской смеси будет достаточно, учитывая рост и вес Альмы. Габриэль извлек из стеклянного гнезда нужный пузырек и, взяв из держателя бокал, неторопливо отсчитал десять желтых маслянистых капель.
Повеяло тихим запахом скошенной травы. Габриэль вздохнул и отправился к шкафчику с винными бутылками. Красное сухое, и не закусывать. Плеснув вина, он поднес бокал к носу: запах травы исчез.
Шея снова начала ныть. Убрав бутылку на место, Габриэль заглянул в лабораторию, мягко покачивая бокал в ладони. Все на месте, все в порядке, все сверкает и ждет.
Он услышал, как стукнула дверь. По Красным комнатам прокатился женский плач и оборвался.
— Ваша светлость! Виновница доставлена.
Габриэль вышел из лаборатории и увидел двух охранников и Альму. Несчастная растеряла весь привычный блеск и лоск. Сейчас, в сером тюремном облачении, она была похожа на животное, которому нет дела ни до чего, кроме грядущей смерти. Он и был ее смертью.
Альма смотрела на него с таким ужасом, что Габриэль подумал: а ведь умрет от разрыва сердца.
— Оставьте нас, пожалуйста, — произнес он. Когда за охранниками захлопнулась дверь, Альма почти без чувств осела на пол и завыла. Пышные растрепанные волосы рассыпались по плечам.
Вздохнув, Габриэль подхватил ее на руки и понес в малый зал — редкая милость для тех, кто входил в Красные комнаты в сопровождении охраны. Здесь царил мягкий полумрак, а всю обстановку составлял небольшой мягкий диван. Иногда Габриэль дремал на нем.
— Альма, государь визировал вашу смерть, — сказал Габриэль, но у него не было уверенности, что женщина его слышит. — Ваш муж хочет, чтоб я отрубил вам голову.
Альма вздрогнула и подняла на него невидящий взгляд.
