— Когда ты о ней говоришь, то у тебя лицо меняется, — заметила она. — Ты становишься беззащитным и каким-то особенно хорошим.
— Правда? — удивился Габриэль. — Не сказал бы, что это хорошо.
— Конечно, — согласилась Вера, — потому что для королевского палача это плохо. А для Габриэля ауф Вилберна я бы не желала ничего лучше. Знаешь, почему?
Габриэль догадывался, но ему хотелось услышать, что скажет Вера.
— Потому что эта слабость дает тебе возможность расслышать и понять другого человека, — сказала Вера. — Она делает тебя живым.
Некоторое время они молчали, затем Габриэль отложил рисунок и спросил:
— А как твоя встреча с господином ауф Пересом?
На щеках Веры появился легкий румянец, который придал вечно строгой недотроге какое-то романтическое очарование и нежность, словно Вера и в самом деле готова была влюбиться.
— Он просто душка, — сказала она, и эти слова больше подходили бы Августе, чем Вере. — Совсем не изменился со времени нашей учебы, все такой же добрый и наивный.
— Он пламенный революционер, — сообщил Габриэль. — Оплачивал нужды подполья, которое потом решило от него избавиться.
Вера понимающе кивнула.
— Да, я ожидала чего-то в этом роде, — ответила она. — Бен всегда был таким. Справедливость для него превыше всего.
Габриэль почувствовал легкий, но достаточно болезненный укол. Оставалось надеяться, что этот благородный рыцарь не плюнет на их договор и не приблизится к Эльзе. А то с него станется, Габриэль успел повидать таких ясноглазых идеалистов…
— Ты ему нравишься, — заметил он. Вера звонко рассмеялась и махнула рукой. «Как странно, — подумал Габриэль, что кто-то может смеяться в Красных комнатах…»
— Ты так говоришь только потому, что хочешь отвадить его от своей Эльзы, — припечатала кузина и, полюбовавшись на вытянувшееся лицо Габриэля, добавила: — Я знаю вашу общую историю, так уж получилось. Магда рассказала.
Некоторое время Габриэль молчал, устало вслушиваясь в звон в ушах. Значит, Магда. Понятно.
— Я обещал его убить, если он еще раз подойдет к Эльзе, — признался Габриэль. Вера посмотрела на него с искренним сочувствием — так смотрят на неизлечимо больных, которые еще не понимают, чем больны.
— Так ты вряд ли добьешься чего-то толкового, — сказала она. — Опыт двух твоих браков это наглядно показывает.
Габриэль хотел было вспылить и сказать Вере, что она лезет не в свое дело, и он вовсе не нуждается в ее советах и рекомендациях, но потом подумал, что она права. Он и сам прекрасно понимал все это.
— Я хочу научиться поступать иначе, — признался он. — Но твоему товарищу Бену лучше все-таки держаться от нас подальше.
— Подарки, — заметила Вера и пояснила: — Не отвлекайся на Бена, Господь с ним. Лучше подари своей Эльзе что-нибудь милое. Это ее расположит сильнее, чем страх.
Герцогиня Агата советовала жемчуг. Габриэль с легкой грустью вспомнил, как спрашивал у старухи совета насчет подарка, и как Эльза сбежала в тот же день.
Все это правильно. От королевского палача и положено сбегать.
— Пожалуй, ты права, — осторожно сказал Габриэль. — Зайду завтра в ювелирный.
Вера скривилась, словно он собирался зайти не в магазин, а в общественный нужник.
— Только не цацки! — воскликнула она. — Порядочную девушку такие вещи обязывают. А ты ведь не собираешься на нее давить, верно?
Габриэль устало прикрыл глаза. Ему остро захотелось, чтоб все оставалось так, как раньше. Как он привык. Как было спокойнее.
— Ну а что тогда надо? — сварливо осведомился он. Вера торжествующе улыбнулась и ответила:
— Научу. Не волнуйся.
* * *
Когда на следующий день Габриэль приехал после обеда и предложил отправиться в Пущу, Эльза обрадовалась, как ребенок. Она любила этот огромный полудикий парк на окраине столицы. В городе строилось множество новых зданий, прокладывались новые дороги, стрелами пролетали проспекты, но Пуща оставалась этаким уголком живой природы, заповедником под личной опекой ее величества, и столица подступила к парку почти вплотную и остановилась.
В Пущу пришла осень и обосновалась здесь всерьез. Во всех кронах деревьев уже красовались рыжие и золотые пряди, трава становилась тонкой и ломкой, и ее зелень медленно, но верно превращалась в охру. В воздухе пахло звонкой осенней прохладой.
— А ведь скоро зима, — сказала Эльза. Габриэль, который нес большую корзину для пикника, вопросительно поднял бровь.
— Не любишь зиму? — спросил он. Эльза пожала плечами.
— Я люблю кататься на коньках, — сказала она. — Люблю наварить глинтвейна, сесть у окна с книгой и смотреть, как идет снег. А еще люблю Рождество, когда дети колядуют…
Эльза с какой-то светлой печалью вспомнила, как ходила в детстве на колядки. Все соседские дети собирались на улице, брали длинные палочки с приклеенными золотыми звездами, а самые старшие, близнецы Мари и Хайнс, несли вертеп с фигурками Младенца и Пресвятых Родителей. А потом вся веселая компания шла по улицам, пела и получала награду: конфеты, яблоки, пряники, даже серебряные монетки. Славим Господа всемогущего, славим создателя всего сущего, славим Деву и младенца на руках ее… Снег взвизгивал под подошвами валенок, воздух пах яблоками и морозом, и небо было высоким-высоким…
— А зиму я совсем не люблю, — призналась Эльза. — Холод, ветер… Это не по мне.
Она не стала добавлять, насколько холодно бывает в ее квартирке, когда наступает зима, ветер дует из всех щелей, и кажется, что кровь застывает в жилах. Впрочем, до этого еще далеко. Незачем портить себе настроение тем, что ты не сможешь изменить.
— А я умею варить глинтвейн, — вдруг чуть ли не смущенно сказал Габриэль. — Только без апельсинового сока. Просто с дольками.
Эльза удивленно посмотрела на него. Подумать только, королевский палач варит глинтвейн. А еще он рисует нарциссы, читает античных философов, и его мир намного глубже, чем он хочет показать.
В его мире есть не только нарциссовое поле.
— Кстати, а что в корзине? — поинтересовалась Эльза. Габриэль взвесил корзину в руке и ответил:
— Картофельный салат под белым соусом, сыр, два сорта ветчины и маринованные овощи. И куриные рулеты.
— Настоящий пир! — рассмеялась Эльза и взяла Габриэля за свободную руку — так они и пошли дальше по дорожке, которая вилась среди кленов и в итоге привела их к маленькому пруду.
Здесь царила какая-то прозрачная тишина — настолько глубокая, что ее не нарушили даже их шаги. Под деревьями, медленно ронявшими листья в воду, были вкопаны две изящные скамейки и маленький стол для пикника — когда Эльза расстилала тонкий клетчатый платок, служивший им скатертью, на плечо Габриэля неслышно упал маленький резной листок.
