— Странный у тебя подход. Ты, похоже, не допускаешь, что люди могут желать добра другим. Просто так, не из выгоды.
Габриэль обернулся к Бену, высоко заломив левую бровь: он и правда был удивлен.
— И в чем добро? — поинтересовался он. Бен улыбнулся.
— В том, что моя сестра творит чудеса и исцеляет больных. А со временем мы вообще закроем Смерти дорогу. Мир изменится, ему не понадобятся палачи. Ты и сам это понимаешь.
Габриэль понимал. Уложение о наказаниях и казнях было принято семь веков назад, и все прекрасно знали, что оно устарело. В мире, в котором летают дирижабли, ездят поезда, а врачи пересаживают органы от одного пациента к другому, не было места для снимания кожи с преступников.
А Бен нисколько не изменился, став Привратником Смерти. Такой же пламенный революционер. Похоже, короля крепко возьмут в оборот: Бен говорил уверенно и красиво и умел убеждать.
— Почему же она не исцелила сама себя? — спросил Габриэль.
— Потому что предпочла тратить силы на спасение других, — спокойно ответил Бен, и Габриэль подумал, что ему уже не раз задавали этот вопрос. — Если смотреть на мир через кривое стекло, то все будет выглядеть подозрительным. Я понимаю.
Некоторое время они молчали, затем Бен произнес:
— Тебе будут говорить, что ты поступил очень ловко. Избавился от конкурента так, что не подкопаться.
Габриэль усмехнулся.
— Ты мне не конкурент, будем откровенны. И никогда им не был. У нас с Эльзой всегда все было хорошо.
В прежние времена он наверняка почувствовал бы что-то вроде злости или досады — но сейчас Габриэлю было все равно. Он и сам не знал, почему.
— Особенно хорошо было в тот момент, когда ты ее шантажировал и когда манипулировал ею, — улыбнулся Бен. — Впрочем, теперь это уже не имеет значения.
— Пожалуй, да, — согласился Габриэль, признавая определенную правоту Бена. Те, кто видел мир искаженным, никогда не поверят в добро и будут искать подвох там, где есть только свет. Такова человеческая природа, и ничего тут не поделаешь. — Теперь мы просто будем жить дальше, и каждый получит свое. Я — жизнь с любимой женщиной, а ты — судьбу, которая ждала тебя с самого начала.
Бен вновь одарил его улыбкой и протянул руку. Габриэль пожал ее и вдруг подумал, что теперь Бен точно сойдется с Верой. Почему-то сейчас он был уверен в этом. Вера будет искренне любить и жалеть этого бывшего революционера — а Привратнику Смерти нужны и любовь, и сочувствие.
— Что ж… давай я все тебе расскажу, — произнес он и указал на двери. — Прямо по коридору — лаборатория, два первых кабинета — с оружием…
* * *
Должно быть, это был последний теплый осенний день. Впереди были долгие дожди, ветра и снег — сперва мелкий и робкий, а потом уверенный и наглый, который окутает столицу пуховым одеялом. А дальше будет сон до весны.
— Все должно быть по правилам, — Августа и госпожа Пикклби приехали первыми. Габриэль смотрел на раскрасневшееся лицо кузины и думал, что она, должно быть, полагает, что попала на страницы любовного романа. — Чтоб девушка была принцессой! Это же самый главный день!
Компаньонка согласно качала головой. Обе косились на Габриэля с неудовольствием — он не хотел устраивать какого-то грандиозного торжества. Эльза и он, вот и все. Это, в конце концов, дело, которое касается только их.
Сперва узнала Вера и восприняла эту новость довольно спокойно. В ее кругу заключение брака считалось чем-то мещанским и пошлым. Но потом известие дошло до Августы, и юная принцесса взвилась до неба. Это не по-человечески, так быть не должно, вы как собаки под кустом! Ее величество поддержала дочурку, и такого напора Габриэль уже не выдержал.
Эльза, которая вполне разделяла его желание обвенчаться просто и без пафоса, в той церкви святого Брутуса, которая была неподалеку от ее дома, решила, что с семьей Габриэля лучше не спорить.
В конце концов, они заслужили праздник.
Гостей было немного. Королевская семья, брат и сестра ауф Пересы и старый друг Жан-Жак в качестве шафера жениха. По старой традиции венчание устроили в дворцовом саду — стоя возле старинного каменного алтаря, заросшего травой, Габриэль вспомнил, что ему рассказывали о свадьбе его родителей. Они тоже поженились осенью, на этом же месте, и сейчас, глядя, как помощники священника готовят древний алтарь к торжеству, Габриэль чувствовал какое-то светлое и очень человеческое чувство, отдаленно похожее на тихую печаль.
Он был уверен, что в этот раз его семейная жизнь будет именно той, о которой ему всегда мечталось. Он знал это.
Герцогиня Агата, которая горделиво прошла среди расставленных скамеек и села во втором ряду рядом с ауф Пересами, негромко спросила у Бена:
— Значит, это ты теперь кнутобойствуешь?
Губы Бена дрогнули в уважительной улыбке.
— Я полагаю, до этого не дойдет, — ответил он. — Но вы всегда можете ко мне обратиться, если вам понадобится кого-то проучить.
Герцогиня рассмеялась.
— Ну, дружок, думаю, мы поладим. Манжуйскую водку пьешь?
— Только ром, — ответил Бен, и герцогиня одобрительно прикрыла глаза.
— Славно, славно. Заходи на стаканчик. Так за что тебя хотели взорвать твои приятели?
— Им не нравилось, что я против насилия и террора, — равнодушно ответил Бен. Габриэль, сидевший с Жан-Жаком чуть поодаль, криво ухмыльнулся: артефактор уловил его усмешку и понимающе кивнул.
Протестуешь против насилия и в итоге становишься Привратником Смерти — в этом есть какая-то изощренная шутка. Но это именно то, что может изменить мир. И Привратники Смерти никогда и никому не понадобятся — потому что не надо будет казнить и запугивать.
Габриэль покосился в сторону королевской четы, идущей по проходу к своим местам в первом ряду. У ее величества был на удивление радостный и беззаботный вид, словно она вдруг стала той юной тоненькой девушкой, которую Габриэль когда-то давным-давно увидел на одном из портретов в дворцовой галерее. Король выглядел довольным и спокойным — Габриэль с теплом подумал, что дядя и тетя действительно его любят. И Эльза им по-настоящему нравится.
— Невеста запаздывает, — заметил государь, щелкнув крышкой часов. Ее величество лишь улыбнулась.
— Так положено, дорогой. С ней Вера, они не задержатся очень уж надолго.
Король только крякнул, усаживаясь поудобнее.
— Ты-то в свое время не опоздала, — заметил он и, повернувшись к Габриэлю, сказал: — Вот здесь мы и венчались, на этом самом месте.
«А ведь однажды и я так скажу, — вдруг понял Габриэль. — Когда наш сын будет жениться, я скажу ему, что на этом самом месте взял в жены его мать. И мы были счастливы с тех пор и навсегда».
Теперь это действительно могло случиться.
