Он уселся за стол и принялся поспешно строчить.
– О твоей цели я не упоминаю… Пишу просто: мол, убежден, что вам непременно следует познакомиться, тем более, что у вас масса общих интересов – охота, рыбалка, путешествия и прочее в том же духе… Поскольку ты будешь в Лондоне, твой здешний адрес я не указываю – только адрес и название твоего лондонского клуба.
На следующее утро Том Гринслейд вернулся к своим прямым обязанностям, а я первым же утренним поездом отбыл в столицу.
Еще накануне я убедился, что разыскать мистера Медину будет не так-то просто. Справочник «Кто есть кто» сообщал только его возраст, адрес офиса на Хилл-стрит, членство в клубе и тот факт, что в прошлом он был членом парламента от Южного Лондона. Мэри никогда с ним не пересекалась, потому что Медина появился в Лондоне уже после того, как она перестала посещать светские гостиные. Однако ей запомнилось, что ее уаймондхэмские тетушки просто без ума от него, и еще где-то она наткнулась на статью, посвященную его поэзии.
И теперь, сидя в вагоне экспресса, я пытался понять, что собой представляет этот человек. Выходила некая смесь лорда Байрона, сэра Ричарда Бертона
[17] и энергичного молодого политика-интеллектуала. Однако картинка не складывалась: перед моим внутренним взором маячила какая-то восковая фигура, наделенная вкрадчивым голосом и манерами обходительного управляющего крупного галантерейного магазина. Даже имя его меня смущало – я постоянно путал этого светского Аполлона с одним португальским проходимцем, которого знавал в Бейре.
Погруженный в эти мысли, я пересек площадь Сент-Джеймс, направляясь на Уайтхолл
[18], когда меня остановила рука, упершаяся в мою грудь. Подняв глаза, я обнаружил, что передо мною стоит Сэнди Арбутнот собственной персоной.
Глава 4
Знакомство со знаменитостью
Можете представить, как я обрадовался, узнав Сэнди, ибо мы не виделись с 1916 года. Он служил в разведке при Моде, потом был переведен в Симлу, а после войны занимал административную должность в Месопотамии, или, как ее сейчас называют, в Ираке. Его письма добирались ко мне из самых экзотических краев, но домой он не спешил, а после того, как я женился и осел в деревне, наши пути и вовсе разошлись.
Из газет я знал о смерти его старшего брата, так что Сэнди теперь был владельцем Кланройдена и наследником всех прочих родовых земель. Однако я и помыслить не мог, чтобы даже это превратило его в шотландского лэрда
[19]. Я еще не встречал человека, которого бы абсолютно не изменили пять лет тяжкого труда и скитаний в ужасном климате: он всегда был тощим и загорелым, но черты его лица оставались по-девичьи мягкими и привлекательными, а в карих глазах вечно плясали насмешливые огоньки.
С полминуты мы молча разглядывали друг друга.
– Дик, дружище, я окончательно вернулся! – наконец воскликнул он. – Да-да, могу поклясться! На месяцы, а может, и на годы! Мне столько нужно тебе рассказать, что я просто теряюсь, с чего начать. Однако сейчас не могу задерживаться – спешно еду в Шотландию к отцу. Он совсем сдал, и все мои мысли только о нем. Но через три дня я вернусь. Давай-ка пообедаем вместе во вторник?
Мы стояли у подъезда нашего клуба, а дворецкий как раз укладывал его вещи в багажник такси. Прежде чем я успел окончательно осознать, что передо мной действительно Сэнди, он помахал мне из окна машины, и такси умчалось.
Неожиданная встреча меня обрадовала. В приподнятом настроении я двинулся дальше по Пэлл-Мэлл. Великолепно, Сэнди в Англии! От этой новости я чувствовал себя, как полководец, которому доложили, что подоспело подкрепление. Уже входя в кабинет Магиллври, я все еще так широко улыбался, что при виде меня на его сосредоточенном лице тоже появилась сдержанная улыбка.
– Рад видеть тебя, – сказал он. – Похоже, ты настроен решительно. Давай, располагайся, а я пока введу тебя в курс дела.
Он извлек из ящика стола папку с бумагами и начал рассказывать. История выглядела крайне необычно, и чем глубже я вникал в нее, тем больший скепсис она у меня вызывала.
Не буду излагать ее здесь полностью, так как это сделало бы достоянием широкой публики некоторые методы расследований, которые себя пока не исчерпали, но, прежде чем продолжить, хочу снять шляпу перед создателями этих методов. Передо мной открылась целая бездна остроумнейшей изобретательности, терпения и дьявольского упорства сотрудников Магиллври.
Обнаруженная ими преступная цепочка состояла из очень странного набора звеньев. Там значились импортер испанского фундука со скромным офисом неподалеку от Тауэр-Хилл и меднорудная компания, чьи акции не участвовали в торгах на фондовой бирже, но это не мешало ей содержать роскошную контору на Лондон-уолл, где подавались лучшие обеды в Сити. Были там почтенный пожилой бухгалтер из Глазго и французский граф, он же хайлендский лэрд и ярый приверженец Лиги Белой розы. Упоминались также землевладелец из Шропшира, который приобрел поместье в тех краях сразу после войны и стал знаменит на все графство своими псовыми охотами, маленький офис неподалеку от Флит-стрит, где якобы помещалось британское представительство крупного американского религиозного журнала, и некий журналист, который во всех газетах призывал оказать помощь бедствующему населению Восточной Европы. Я помнил эти воззвания и сам дважды отправлял по указанным адресам небольшие взносы. Мастерство, с которым Магиллври установил связь между всеми этими господами, компаниями и представительствами, вызвало у меня чуть ли не благоговейный трепет.
Затем он предъявил мне результаты их деятельности. Это было самое настоящее, ничем не прикрытое преступление: нечто вроде масштабной игры на понижение, губительной для экономики в этом катящемся в пропасть мире. Целью синдиката были не деньги – его члены и без того получали баснословные доходы за счет обычных спекуляций, почти не выходящих за рамки закона. В частности, они играли на понижении биржевых котировок, добиваясь с помощью самых подлых приемов и махинаций гарантированной прибыли. Помимо этого, в ходу у них было самое банальное мошенничество, но поставленное на широкую ногу. Однако существовала и другая, куда более жуткая и мрачная сторона их деятельности: убийства, если жертвы представляли угрозу для их планов, искусно организованные забастовки в промышленности, если та или иная отрасль, пребывающая в упадке, вдруг начинала проявлять признаки оздоровления, мелкие грязные войны в небольших странах, создававшие международную напряженность.
