Именно тогда я впервые понял, что Медина ужасен, но вместе с тем и в каком-то смысле велик. В самом деле, в человеке, который только что плевал мне в лицо, как последний конюх, было что-то от принца. Понял я и еще кое-что. Ладонь женщины разгладила волосы у него надо лбом, которые он зачесывал особым образом, и его голова, четко очерченная на фоне светлой спинки кресла, оказалась круглой, как детский мяч. Я заподозрил это, увидев Медину впервые, а теперь убедился окончательно. О чем может свидетельствовать столь необычная форма головы? Я смутно припомнил, что где-то слышал, будто это является признаком дегенерации, а возможно, и врожденного безумия.
Они говорили быстро, вполголоса, ни на миг не умолкая, а я стоял в трех ярдах от них и не посмел бы приблизиться ни на дюйм. Поэтому я мог расслышать разве что половину сказанного, обрывки фраз, к тому же, разговор шел преимущественно на том самом незнакомом языке с вкраплениями английских фраз. Это мог быть язык индейцев чокто, а мог быть и гэльский. О, если б только я знал его! Уже тогда я мог бы выяснить все, что меня интересовало.
Однако разум мой оставался ясным и напряженно трудился. Теперь у меня почти не было сомнений, что эта женщина – та самая незрячая пряха-провидица, упомянутая в стихотворении. Я легко мог представить ее прядущей «под священным древом» и нашептывающей забытые строки. Священное древо! К дьяволу какой-то там Иггдрасиль, – внезапно осенило меня. – Это же Госпел Оук – Дуб Евангелия!.. Господи праведный, как же я раньше-то не догадался?
Поняв, что одна из трех загадок разгадана, я едва не завопил от радости. Эти двое действительно были ключом ко всей тайне, и теперь от меня требовалось только одно – продолжать играть свою роль, чтобы вплотную приблизиться к разгадке. Они убеждены, что имеют дело с загипнотизированным простаком, но на самом деле все обстоит иначе. Ох, чего бы я только не дал, чтобы узнать, о чем они там говорят!..
Наконец Медина нетерпеливо повысил голос, и я уловил слово «опасность». Он как будто пытался в чем-то убедить мать. Потом какое-то время я ничего не мог разобрать. Наконец он рассмеялся и произнес на латыни: «secundus»
[35].
Я искал троих похищенных, и если имелся какой-то secundus, то, возможно, существуют и primus, и tertius
[36].
– Управлять им проще всего, – продолжал Медина. – И Джейсон непременно должен вернуться домой. Я принял решение: доктор обязан продолжать. Это ненадолго – максимум до середины лета.
Эта дата меня чрезвычайно заинтересовала. А то, что последовало за ней, заинтересовало вдвойне.
– К концу июня они самоликвидируются и исчезнут. Это наверняка, можно не сомневаться. Не забывайте: перевес сил на нашей стороне. Уверяю вас, все пройдет гладко, и мы наконец-то заживем новой жизнью…
Пожилая дама, как мне показалось, вздохнула, и впервые за всю беседу перешла на английский:
– Иногда я начинаю опасаться, что ты забываешь свою родину, Доминик.
– Нет, матушка! Наша сила в том и заключается, что мы как будто забываем, но на самом деле помним все!
Стоять на каминном коврике в полной неподвижности было крайне сложно. Медина то и дело посматривал в мою сторону, а у пожилой дамы, как я догадывался, слух был, как у охотничьей собаки. Но у меня уже дрожали колени от напряжения, а голова кружилась, и я боялся, что, как часовой у королевского катафалка, могу не выдержать и свалиться в обморок. Я изо всех сил боролся с нарастающей слабостью и пытался сосредоточиться на обрывках разговора.
– У меня новость для вас, – снова раздался голос Медины. – Харама уже в Европе и готов приехать в Англию.
– Ты с ним встретишься? – В ее голосе послышались тревожные нотки.
– Разумеется.
– Доминик, будь крайне осторожен! Уж лучше б ты держался наших прежних методов. Я очень боюсь всех этих восточных новшеств.
Он рассмеялся.
– Они такие же древние, как и наши. И даже еще древнее. Все тайное знание – это одно целое. Я уже прикоснулся к его учению, а теперь пора осушить чашу до дна…
Эти слова были последними, что я услышал. В следующую секунду я нашел такой выход из своего затруднительного положения, лучше которого не найти. Мои ноги подкосились, комната поплыла перед глазами, и я рухнул на пол без чувств. Падение, судя по тому, что один из низких столиков утратил ножку, было тяжелым.
Когда я пришел в себя – а случилось это, вероятно, через пару минут, – дворецкий Оделл брызгал водой мне в лицо, а Медина с сосредоточенным видом стоял поодаль, держа в руке графин с бренди.
– Ну и напугали же вы меня, дружище, – тоном заботливого друга произнес он. – Вам, должно быть, нездоровится?
– Сегодня я весь день чувствовал себя неважно… В библиотеке жарко, вот я и не выдержал. Мне ужасно неловко. Кажется, я даже что-то сломал… Надеюсь, я не испугал леди?
– Какую леди?
– Вашу матушку.
Он посмотрел на меня с недоумением, и я понял, что совершил ошибку.
– Прошу прощения… До сих пор в голове мутится. Наверно, мне что-то привиделось…
Мне подали стакан воды, заставили глотнуть бренди, а затем усадили в такси. Задолго до того, как машина остановилась у подъезда клуба, я уже был в форме, но в моих мыслях царил полнейший хаос. Я наконец-то наткнулся на ключ, да не на один, а сразу на несколько, и хоть все было предельно запутанно, я надеялся, что при некотором везении мне удастся распутать этот клубок.
Вечером у меня не было аппетита, а мозг мой был слишком перевозбужден для того, чтобы хладнокровно размышлять. Поэтому я взял такси и отправился в Госпел Оук. Там я велел шоферу ждать, а сам еще раз осмотрел Пальмира-сквер.
Место это в темноте выглядело так, будто веками приходило в упадок. Ночь была ветреной и безлунной, а дом номер четыре казался заброшенной гробницей. Все окна были закрыты ставнями. Я бесшумно отворил калитку, ведущую во двор, и, убедившись, что вокруг ни души, прокрался к двери черного хода, через которую в дом входили молочник и зеленщик. Невдалеке чернели какие-то полуразвалившиеся сараи, а бывший сад, поросший сорной травой, из которой торчали голые столбы, где когда-то сушили белье, напоминал кладбище. Именно здесь обитала жуткая слепая Мойра, прядущая нить жизни.
Я прислушался и уловил доносящиеся откуда-то горестные всхлипывания. Неужели это плач той странного вида девочки-подростка?
Глава 9
Я знакомлюсь с магией
Проснувшись на следующее утро, я первым делом наведался к Харлоу – в мастерскую по изготовлению рыболовных снастей и приманок. Меня там хорошо знали: я покупал у них мушки и удилища, а один из младших компаньонов даже приезжал в Фоссе, чтобы научить Мэри по всем правилам пользоваться нахлыстовой удочкой. С ним-то я завел разговор о норвежских реках и их особенностях. Вскоре я выяснил его мнение насчет лучших весенних приманок, а заодно узнал, в какие из норвежских рек лосось заходит в самом начале сезона. Он ответил, что это, насколько ему известно, реки Нирдаль и Скарсо. Тогда я сменил тему и спросил, знаком ли он с моим приятелем доктором Ньюховером.
