– Это мне известно, – с едва заметным раздражением отозвался Медина. – Но я не хочу делать своими учениками детей, идиотов и женщин.
– Я сказал – некоторые женщины. Среди наших женщин, возможно, почти все, но среди женщин Запада, которые во многом подобны мужчинам, – лишь те, что мягче и слабее душой.
– В том-то и беда. Я хочу властвовать вечно, и чтобы мне не требовалось постоянно присматривать за ними. Я занятой человек, мое время драгоценно. Скажите, владыка, есть ли способ?
Я слушал этот разговор, испытывая неподдельный ужас. Намерения Медины открылись мне во всей полноте, и я осознал, что именно он, он один стоял за похищением юноши, девушки и мальчика. Кроме того, я понял, что он сделал с заложниками и что намеревался предпринять теперь. По сравнению с этим убийство выглядело лучше, потому что убийца отнимает жизнь, а он вознамерился отнять их души.
В один миг я возненавидел и его, и этого темнокожего демона так, как еще никогда никого не ненавидел. Лишь отчаянным усилием воли я подавил желание схватить обоих за глотки. Три истории, наполовину стершиеся в памяти из-за череды событий, снова вспыхнули передо мной с невероятной отчетливостью. Я снова увидел изможденное лицо Джулиуса Виктора, услышал срывающийся голос сэра Артура Уорклиффа. Внутри у меня все кипело, я задыхался. Должно быть, эти чувства отразились на моем лице, но, к счастью, оба негодяя на меня не смотрели.
– Способ есть, и самый надежный, – наконец произнес индус, и по его лицу скользнула мимолетная улыбка. – В моей стране им легко воспользоваться, но в твоей могут возникнуть трудности. Мне объяснили, что ваша полиция довольно назойлива, к тому же, существует такая вещь, как репутация в обществе, о которой необходимо заботиться. Есть иной способ, он требует больше времени, но столь же надежен, если применить его без страха.
Гуру наконец открыл глаза, и мне почудился в них матовый блеск, характерный для тех, кто постоянно принимает наркотики.
– Того, кого ты хочешь сделать своим рабом, ты сперва лишаешь памяти, потом подчиняешь своей воле. Чтобы привычка к подчинению не ослабела, ты должен как можно чаще находиться рядом с ним и постоянно усиливать свое влияние. Однако это довольно обременительно. Но укрепить эти узы можно иначе. Покажи тому, над кем ты собираешься властвовать, их прежнюю жизнь и там, среди привычных для них вещей, внезапно прояви свою власть. Так она станет для него чем-то привычным, ибо если сознательная память стирается, подсознательная остается с человеком навсегда и со временем становится его второй натурой.
– Понимаю, – рассеянно произнес Медина. – Я догадывался об этом. Скажите, повелитель, может ли власть, однажды установленная, быть сброшена?
– Только по воле того, кто этой властью пользуется. Только повелитель может отпустить раба на волю.
После этого они снова перешли на хинди, продолжая обсуждать уж невесть какую чертовщину. В какой-то момент мне показалось, что мудрец начинает уставать от разговора. Наконец он встряхнул колокольчик, лежавший у него под рукой, и, когда бесшумно возник слуга, отдал ему какое-то короткое распоряжение.
Медина поднялся и поцеловал протянутую руку, а я, разумеется, последовал его примеру.
– Надолго ли вы в Лондон, владыка? – спросил он.
– Всего на два дня. У меня дела в Париже и в некоторых других местах. Но я вернусь в мае и снова тебя призову. Благоденствуй, брат мой! Да пребудут с тобой божества мудрости!
Мы спустились в сверкающий зал, где как ни в чем не бывало продолжались танцы и застолье. Встреча ветеранов близилась к концу, и Том Мэхен в холле увлеченно беседовал с группой увешанных наградами друзей. Я понимал, что должен хоть что-то сказать Медине, и разительный контраст между этой шумной суетой и тем, что происходило в номере гуру Харамы, подсказал мне слова. Когда мы надевали плащи, я как бы вскользь заметил, что все это напоминает мне выход из света во тьму.
Он тут же согласился:
– Вернее, низвержение из истинного мира в мир теней…
Ему явно требовалось обдумать результаты нашего визита, поэтому он даже не предложил мне пройтись с ним, как обычно поступал. У меня тоже хватало пищи для размышлений.
В клубе меня ждало письмо, подписанное «Спион Коп». Почтовый штемпель оказался английским, чему я искренне обрадовался.
«Найдешь меня двадцать первого апреля, – говорилось в нем, – в таверне „Сайлент вумен“ на дороге, которая ведет к твоему Фоссе. Это между Колном и Виндрашем. Многое надо рассказать».
Слава богу, подумал я, что Сэнди вернулся, хоть и выбрал для встречи какое-то совсем уж неожиданное место. Мне тоже было что порассказать, ибо в тот вечер я заглянул в мозги Медины. Больше того – в голове у меня забрезжили проблески плана действий.
Глава 10
Тайный разговор в придорожной таверне
Первым моим импульсом было сообщить Магиллври об этом Хараме, который, в чем я не сомневался, замыслил недоброе. Я подозревал какую-то политическую интригу – иначе зачем бы ему понадобилось блуждать по европейским столицам, останавливаясь в самых дорогих гостиницах?
Но, поразмыслив, я решил не касаться политики. Я не мог говорить о Хараме, не упомянув Медину, а я не должен был делать ничего такого, что могло вызвать хоть малейшие подозрения против него. Но у меня имелось предписание врача с рекомендацией недельного отдыха, подписью и печатью, и утром девятнадцатого апреля я отправился с ним к Медине. Там я поведал, что уже целую неделю скверно себя чувствую, и мой доктор велел мне возвращаться домой и некоторое время провести в постели.
Это явно не пришлось ему по вкусу, поэтому я показал предписание и пожаловался, что мне и самому это совсем не с руки, но я не могу разорваться между своими желаниями и неважным состоянием здоровья.
Между прочим, ему понравилось, что я принес записку, как какой-нибудь младший лейтенант, ходатайствующий об увольнительной. Во всяком случае, Медина сменил тон на сочувственный.
– Как жаль, что вы уезжаете, – сказал он. – Ведь вы мне так нужны! Но с недомоганиями шутить не следует, а неделька постельного режима, надеюсь, поставит вас на ноги. Когда вас ждать обратно?
Я ответил, что двадцать девятого во что бы то ни стало буду в Лондоне.
– Ухожу в монастырь, – пошутил я. – Никаких писем и газет, для всех знакомых меня не будет дома, в остальном – сон и еда. Словом, как сыр в масле, к тому же, под присмотром жены.
После разговора с Мединой я разыскал Арчи Ройленса.
Он пребывал в отличном настроении и тут же сообщил, что повидался с Хансеном, и, как выяснилось, на острове Флаксхольм, расположенном у самого входа в Мюрдальфьорд, действительно есть ровная площадка, подходящая для приземления. Это сравнительно большой остров с озером в центре, совершенно необитаемый, если не считать фермы на южной оконечности. Кроме того, Арчи раздобыл аэроплан «Сопвич», которому, по его словам, можно было доверять, и мы решили, что он должен прибыть на Флаксхольм не позднее двадцать седьмого апреля, как следует обустроиться и ждать прибытия моторной лодки из Мюрдальфьорда. Я настоятельно посоветовал ему взять побольше провизии, на что Арчи только ухмыльнулся и заявил, что он не настолько глуп, чтобы не позаботиться о собственном брюхе. Он уже наведался в «Фортнум энд Мейсон» и запасся спиртным и кучей деликатесов.
