– О, мадам Бреда, я так благодарна вам за приглашение… – залепетала прихожанка.
– Я не знаю вашего имени, – сказала мадам Бреда, а потом проделала странную вещь: подняла лампу и поднесла ее к самому лицу посетительницы, словно хотела внимательно его изучить.
– Кларк… Меня зовут Агнес Кларк. Я старшая из трех сестер… Остальные две замужем… Вы могли слышать о моем отце… Он написал несколько прекрасных духовных гимнов и был редактором церковного журнала…
– Сколько вам лет? – перебила мадам, все еще не опуская лампу.
Прихожанка нервно хохотнула.
– О, я не так уж стара… Немного за сорок… Ну, по правде говоря, почти сорок семь. Но я иногда чувствую себя такой молодой, что и сама не верю… Правда, когда я сильно устаю… то чувствую себя так, будто мне скоро девяносто. Увы, столько лет прожиты бесцельно. Но ведь мы все так живем, верно? Поэтому так важно научиться извлекать все, что возможно, из каждого часа, который у нас еще остался… Мистер Эмпсон в прошлое воскресение произнес замечательную проповедь на эту тему. Он говорил: мы должны во всей полноте проживать любую секунду любой минуты… И цитировал что-то из поэзии… Ужасно думать о том, что время неумолимо, верно?
Мадам, похоже, вообще ее не слушала. Отвернувшись, она обратилась к старухе на неизвестном языке.
– Вы позволите мне присесть? – спросила посетительница. – Я сегодня весь день на ногах.
Мадам энергичным жестом удержала ее в шаге от кресла, в которое гостья собиралась опуститься.
– Вы сядете здесь! – отрывисто проговорила она, указывая на низкую кушетку рядом со старухой.
Посетительница смущенно устроилась на краешке кушетки. Она побледнела и явно занервничала – ее пальцы беспокойно теребили ручку сумочки.
– Зачем вы сюда явились? – спросила мадам, и в ее голосе послышалась угроза. – Мы не имеем никакого отношения к этой церкви.
– Но ведь вы живете в нашем приходе! Приход большой, нам постоянно нужна помощь. Вы просто не представляете, какой кошмар творится в трущобах… Какая нищета там царит… изнуренные матери, бедные заброшенные малыши… Мы стараемся принести туда хоть искру света и радости.
– Вам нужны деньги?
– Конечно, – лицо прихожанки просияло обворожительной улыбкой. – Но еще больше мы нуждаемся в личной помощи. Мистер Эмпсон постоянно твердит, что даже небольшая личная помощь лучше солидного пожертвования – лучше для того, кто помогает, и для того, кто принимает помощь.
– И что вы хотите от Элси?
– Она молодая деревенская девушка, одна в Лондоне. Элси хороший человек, и, я думаю, ей не помешает обзавестись добрыми друзьями и время от времени иметь какие-нибудь невинные развлечения. И еще я бы хотела, чтобы она помогала нам в делах благотворительности.
Гостья вздрогнула, почувствовав, как на ее руку легла ладонь старухи. Длинные пальцы задвигались, чутко ощупывая каждый изгиб кисти. Затем старуха заговорила:
– Это рука молодой женщины. Она солгала, назвав свой возраст. Женщина в сорок семь не может иметь такую руку… – Мягкое прикосновение пальцев вдруг превратилось в стальную хватку, и гостья невольно вскрикнула.
– Ай, мне больно! Отпустите, пожалуйста… Я и не собиралась никого обманывать. Да, я горжусь своей фигурой… хоть это и грешно. Она у меня, как у мамы, а моя мама была необыкновенной красавицей! Но я не молода, хотя совсем не прочь казаться моложе. Увы, при дневном свете я выгляжу почти старухой…
Хватка ослабела, и посетительница с опаской отодвинулась. А затем беспомощно расплакалась, словно от сильного испуга. Хозяйка дома и старуха коротко переговорили между собой на загадочном языке, после чего мадам произнесла:
– Я запрещаю вам приходить сюда. Запрещаю совать нос в дела моих слуг. Мне наплевать на вашу церковь. Если еще раз сунетесь – пеняйте на себя!
Тон ее был настолько грубым, что гостья невольно вздрогнула. Замешательство лишило ее остатков грации, и она превратилась в жалкое, тщедушное существо. Сейчас она выглядела, словно пожилая гувернантка, умоляющая хозяев не увольнять ее.
– Это жестоко, – наконец вздохнула она. – Простите, если я что-то сделала не так, но я хотела только добра. Элси говорила мне, что вы умная и добрая. Подумайте о бедной девушке. Она так молода и у нее никого нет здесь. Позвольте ей хотя бы изредка посещать церковь.
– У Элси есть обязанности по дому, и, думаю, вам тоже есть чем заняться. Англичане любят повторять: «мой дом – моя крепость», но вокруг этой крепости вечно вертится целый рой престарелых девиц, болтающих о вере и благотворительности. Послушайте-ка меня внимательно. Я не потерплю вашего присутствия в этом доме и ваших разговоров с моей горничной. Я не желаю, чтобы какая-то бездельница совала нос в мои личные дела!
Гостья промокнула глаза уголком платка. Старуха снова протянула руку, словно намереваясь коснуться груди прихожанки, но та отшатнулась, как ужаленная, проглотила комок, стоявший в горле, и проговорила дрожащим голосом:
– Пожалуй, мне лучше уйти. Я знаю, что я не слишком умная, но я так стараюсь… и… и мне так больно, когда меня не понимают… Возможно, я допустила какую-то бестактность, поэтому прошу прощения… Больше я не приду… но буду молиться, чтобы ваши сердца смягчились.
Она сделала огромное усилие, чтобы взять себя в руки и успокоиться. И, осушив остатки слез платком, робко улыбнулась мадам, которая уже нажала кнопку электрического звонка.
Раздвижную дверь гостья закрыла за собой беззвучно, как провинившийся ребенок, которого раньше времени отправили в постель. В этой комнате было темно, но свет горел в гостиной, где Элси уже ждала ее, чтобы проводить.
У входной двери прихожанка окончательно пришла в себя.
– Элси, – шепнула она, – мадам Бреда не хочет, чтобы я сюда приходила. Но я должна отдать вам шляпку, ведь я обещала. Она будет у меня в четверг к вечеру. Боюсь, что смогу прийти только довольно поздно, вероятно, после одиннадцати, но вы не ложитесь, пока я не появлюсь. Шляпка восхитительная, и я уверена, что вам она очень и очень понравится.
На площади прихожанка быстро осмотрелась, бросила еще один внимательный взгляд на дом номер четыре и торопливо зашагала в сторону одной из улиц, ведущих в трущобы. На углу маячила какая-то тень – судя по всему, мужская. Леди что-то негромко проговорила, обращаясь к тому, кто ее поджидал, тот кивнул и прикоснулся к козырьку кепи. Из тени на противоположной стороне улицы неторопливо выехал автомобиль, развернулся и остановился рядом с этой парой.
Не совсем обычный экипаж для скромной помощницы приходского священника, но пожилая леди уселась на заднее сиденье так, словно это было для нее самым обычным делом. Автомобиль тронулся и набрал скорость. Двигался он явно не в сторону Хэпстеда, где, по ее словам, проживала дама-благотворительница.
Глава 18
Вечер первого июня
В последние дни мая я впал в мрачное уныние. Я был отрезан от всего мира и не видел ни единого способа возобновить связь с друзьями. Медина, еще недавно погруженный в бешеную деятельность, дал себе передышку и ни на миг не спускал с меня глаз.
