– Гражданская авиация, – ответил Сэнди. – Я собираюсь взять под контроль пути исламских паломников к святым местам. Вы бывали в Мекке? – спросил он Пью, и тот кивнул. – Помните толпу проводников, которые помогают добраться к святыням? Так вот, я тоже стану проводником, но поведу дело с размахом. Я дам возможность самым бедным и немощным стать хаджи с помощью эскадрильи старых аэропланов и нескольких единомышленников, которые хорошо знают Восток. Я и вас, друзья, приглашу, когда моя компания заработает… Джон, – обратился он к Паллисер-Йейтсу, – тебе я поручу торговлю моими акциями.
Сэнди откровенно шутил, и, разумеется, никто не воспринял его слова всерьез. Он восседал за столом с жизнерадостной улыбкой на смуглом помолодевшем лице, и человек, недостаточно знакомый с ним, мог бы увидеть в нем обычного слегка полоумного англичанина, чья жизнь проходит в поисках приключений и новизны. Ко мне он не обращался, и я был этому рад, потому что пребывал в полнейшем недоумении. Почему он появился здесь и сейчас? Какую роль собирается сыграть в событиях этого вечера? Если бы мне пришлось с ним говорить, я бы не смог скрыть волнения.
Слуга подал Медине записку, тот не спеша развернул ее и прочитал.
– Ответа не будет, – сказал он и спрятал листок в карман. У меня тут же мелькнула мысль, что ему доложили об операции Магиллври, но поведение Медины меня слегка успокоило.
Среди собравшихся было немало таких, кто стремился побеседовать с Сэнди на другие темы, и прежде всего Фаллилав и кембриджец Найтингейл. Им хотелось знать все до последних мелочей о Южной Аравии, о которой тогда шумели газеты. Какой-то исследователь, я забыл его имя, как раз готовил экспедицию для ее исследования.
– Это поистине последняя неразгаданная тайна географии! – шутливо молвил Сэнди и тут же перешел на серьезный тон: – Хотя я уверен, что далеко не последняя. Область вокруг южных притоков Амазонки – сплошное белое пятно. Морнингтон, в частности, считает, что в некоторых затерянных горных долинах до сих пор обитают прямые потомки инков. Но с наступлением двадцатого века мы успели разделаться с кучей загадок, ради которых еще стоило жить. Мы побывали на полюсах, в Лхасе и в Лунных горах. Мы еще не взобрались на вершину Эвереста, но знаем, как она выглядит вблизи. Нам известно, что в верховьях Брахмапутры нет ничего выдающегося. У человеческого воображения осталось мало пищи, и нашим детям придется жить в скучном, хорошо известном и заметно съежившемся мире. Для них останется разве что Южно-Аравийская пустыня, или Руб-эль-Хали, как ее называют арабы.
– Как вы думаете, ее удастся когда-либо пересечь? – поинтересовался Найтингейл.
– Трудно сказать. Человек, который попытается это сделать, пойдет на огромный риск. Я бы не хотел до конца своих дней доить верблюдиц. Непредсказуемые твари, доложу я вам!
– Я не думаю, что там есть хоть что-то примечательное, – вставил Фаллилав, – кроме восьмисот миль песчаных дюн и пятидесятиградусной жары круглый год.
– Не могу согласиться. Я слышал удивительные рассказы. Однажды в Омане я познакомился с человеком, который прошел около сотни миль на запад от оазиса Манах…
Сэнди прервался, чтобы отведать клубной мадеры, потом отставил бокал и взглянул на часы.
– Ого! – воскликнул он. – Мне пора бежать. Извините, господин председатель, но мне ужасно хотелось повидать вас всех. Надеюсь, никто не в обиде, что я вот так вломился?
Он уже был на полпути к двери, когда Бурминстер полюбопытствовал, куда он так спешит.
– В один уединенный амбар, поваляться на сене… – последовал ответ. – То есть на поезд в десять тридцать, отправляющийся с вокзала Кингс-кросс. Я еду в Шотландию к отцу. Не забывайте, что я единственный наследник старинного замка. До свидания, друзья. Обязательно расскажу о своих планах на следующем обеде…
Когда дверь за ним закрылась, я почувствовал себя бесконечно одиноко и тоскливо. Сэнди был моим единственным большим союзником, а он появился и исчез, как корабль в ночном море, не сказав мне ни слова. Я находился в положении слепого крота.
Вероятно, эти чувства отразились у меня на лице, и Медина их заметил, но, скорее всего, приписал моей неприязни к Сэнди. Вскоре он попросил Паллисера-Йейтса занять его место и явно засобирался уходить.
– Я не спешу на шотландский экспресс, как сэр Арбутнот, но вскоре собираюсь отдохнуть на континенте, а до этого мне необходимо повидаться с одним человеком.
Это было мне на руку – ведь я должен во что бы то ни стало попасть сегодня в «Поля Эдема». Перед отходом Медина как бы между прочим спросил, когда я вернусь, и я ответил, что в течение часа. Он кивнул.
– К этому времени я уже вернусь и впущу вас, если Оделл будет спать. – Затем, отпустив шутливое замечание в адрес Бурминстера, он удалился с таким беззаботным видом, что у меня не осталось ни малейших сомнений: плохих новостей в записке не было.
В четверть одиннадцатого я последовал его примеру.
Я ожидал столкнуться с серьезными трудностями при входе в танцевальный клуб на Уэллсли-стрит, но служитель в кабинке, внимательно осмотрев меня, все же позволил мне пройти. Это был другой парень, не тот, которого я видел здесь, когда приходил сюда с Арчи Ройленсом, и все же меня не покидало странное ощущение, что его лицо мне знакомо. Я вошел в танцевальный зал с его тяжелыми запахами и адским грохотом музыки, сел за столик у дальней стены и заказал ликер.
Что-то здесь изменилось, но поначалу я не мог понять, что именно. В общем, все казалось таким, как прежде. Среди присутствующих я узнал лишь одно лицо – мисс Виктор, и оно было по-прежнему похоже на безжизненную маску. Она танцевала с юношей, который как будто пытался разговорить ее, но без особого успеха. Оделла я не заметил, не было и грузного бородача. Время от времени я с любопытством поглядывал на застекленную галерейку под самым потолком, откуда вел наблюдение, проникнув туда через антикварный магазин. Сегодня людей было меньше, но состав публики оставался приблизительно тем же.
Впрочем, тут я ошибся. Женщины были те же, а вот мужчины – совсем другие. Они казались старше и не походили на профессиональных танцоров или кутящих щеголей. Они были более плотными и массивными, хоть и неплохо двигались. Не знаю, почему, но у меня сложилось впечатление, что большинство из них не привыкли к подобным местам, и что собрались они здесь с какой-то общей целью.
Как только эта мысль посетила меня, я начал замечать и кое-что другое. Официантов стало явно меньше, и число их продолжало уменьшаться. Заказанные напитки приходилось ждать все дольше, а если слуга выходил, то пропадал и появлялся очень нескоро. Потом я заметил тень за грязным стеклом галерейки. Это было лицо, пристально вглядывавшееся в зал.
Спустя какое-то время появился Оделл. Внушительная фигура в вечернем костюме, с бриллиантовой заколкой в галстуке и красным шелковым платком в левом нагрудном кармане. Выглядел он грозно, крохотные свиные глазки блестели. Вероятно, он уже успел пропустить пару стаканов, решил я. Оделл побродил между столиками, время от времени бросая взгляды на девушку в зеленом, потом снова вышел из зала. Я взглянул на часы: было без четверти одиннадцать.
