Это предложение я обдумал, пока ехал в такси. Сумма нешуточная, но мое состояние больше, чем требовалось, да и Бленкирон с его миллионами наверняка не откажется помочь.
На лице Медины не отразилось ни малейшего интереса. Только все то же строгое и скорбное внимание.
– Бедняга… – негромко обронил он. – Вы даже безумнее, чем я думал.
Я начал закипать, от моей сонливой усталости не осталось и следа.
– Если же вы не согласитесь, – с напором продолжал я, – о вашей деятельности станет известно всему цивилизованному миру. Англия не нуждается в похитителях людей, шантажистах и мнимых магах!
Это прозвучало, как минимум, глупо. Медина только улыбнулся – мудрой, сочувственной улыбкой, от которой у меня в глазах потемнело от гнева.
– Нет, дорогой Ричард, это вы будете выглядеть жалким шантажистом, – мягко промолвил он. – Подумайте сами. Вы выдвигаете против меня чудовищные обвинения. Я не вполне понимаю, что вы хотите этим сказать, но они явно чудовищные. И какими же доказательствами вы можете их подкрепить? Исключительно собственными фантазиями. Кто вам поверит? Жизнь подарила мне множество друзей, и это верные друзья. – В его голосе все еще слышалось легкое сожаление. – Над вашей историей будут смеяться все, кому не лень. И, разумеется, жалеть вас – ведь вы в некоторых отношениях довольно известны – не столько умом, сколько бесстрашием во время войны. Я, естественно, буду защищать свою честь, и если вы продолжите обвинять меня во всей этой чепухе, подам иск в суд, добьюсь вашего осуждения за клевету, а заодно и освидетельствования вашего психического состояния.
Он был прав. Доказательств у меня не было. Я знал, что связать Медину с деятельностью синдиката не удастся – для этого он слишком умен. Его мать скорее умрет, чем даст показания, а люди, которых он использовал, – всего лишь инструменты в его руках, которым ничего не известно. Стоит мне хотя бы обмолвиться о делах Медины, и общество поднимет меня на смех.
В ту минуту я впервые полностью осознал масштаб этого человека. Все его тщательно продуманные планы пошли прахом, гордыня жестоко уязвлена моим рассказом о том, как я водил его за нос, и все же он продолжает хладнокровно разыгрывать оставшиеся у него на руках козыри.
– А что скажете насчет ста тысяч фунтов? – спросил я. – Я предлагаю их за Дэвида Уорклиффа.
– Вы очень добры, – с издевкой ответил он. – Я мог бы оскорбиться, если б не знал, что вы спятили.
Я пристально смотрел на эту фигуру, озаренную лампой. Когда-то я считал этого человека красивым. Но теперь я видел только беспощадные глаза, неестественно круглую голову, хищный изгиб губ. Его игра почти проиграна, но от этого он не кажется менее самоуверенным. Неужели в его защите – ни единой бреши? Нет ли в его непроницаемой оболочке уязвимого места, которое можно использовать? Что это? Страх, физическая боль?
Я поднялся, охваченный непреодолимым желанием ударить его. Он мгновенно понял это и выставил руку, в которой что-то матово блеснуло.
– Осторожнее, – предупредил он. – Я готов защититься от любого помешанного.
– Уберите это, – упавшим голосом произнес я. – Меня вам не следует бояться. Надеюсь, что ад все-таки существует.
Я чувствовал полную беспомощность, и в то же время мысль о мальчике сводила меня с ума.
Внезапно я заметил, как взгляд Медины переместился мне за спину. Кто-то вошел в комнату. Я обернулся – и увидел Хараму.
Гуру был в европейском костюме и тюрбане; в полумраке его смуглое лицо показалось мне насмешливым. Какое впечатление его появление произвело на Медину, я не мог видеть, потому что в этот миг в голове у меня что-то щелкнуло. Меня охватила всепоглощающая ненависть. Невыносимо даже представить, что это гнусное исчадие будет продолжать безнаказанно заниматься своей дьявольщиной. Позабыв про пистолет в руке Медины и обо всем на свете, я с рычанием бросился на Хараму.
Он увернулся, сорвал с себя тюрбан и швырнул его мне в лицо.
– Не будь ослом, Дик! – рявкнул гуру.
Задыхаясь от ярости, я остановился и ошеломленно уставился на него. Голос принадлежал Сэнди. И фигура… да и лицо, когда я смог его рассмотреть. Он что-то сделал с кончиками бровей, подкрасил веки, но глаза, которых я никогда прежде не видел полностью открытыми, несомненно, принадлежали моему другу.
– Во мне умер великий артист! – рассмеялся он, приглаживая растрепанные волосы, а затем кивнул Медине. – Мы снова встретились раньше, чем предполагали, верно? Я опоздал на поезд и вернулся, чтобы найти Дика… Да оставьте вы в покое пистолет, мистер Медина! Я, к вашему сведению, тоже вооружен. И вообще стрельба нам здесь ни к чему. Не возражаете, если я закурю?
Он опустился в кресло и невозмутимо задымил.
И только тогда я осознал, где нахожусь. В голове у меня прояснилось, мозг снова заработал, багровая пелена перед глазами рассеялась. Я увидел просторную сумрачную комнату, ряды книг и Сэнди, небрежно развалившегося в кресле и глядящего прямо в глаза Медины. И в них я впервые прочитал недоумение и тревогу.
– Дик, надо полагать, пытался убедить вас поступить разумно, – спокойно произнес Сэнди. – А вы сказали ему, что это он сошел с ума. И заявили, что его рассказ основан на его бездоказательных предположениях, которым не поверит ни одна живая душа. Потом вы предупредили Дика, что стоит ему открыть рот, как вы подадите в суд и объявите его сумасшедшим. Так ведь? Ну что ж, – продолжал он, ласково глядя на Медину, – этого стоило ожидать. Но вы совершили одну-единственную ошибку. Обвинения Дика не окажутся бездоказательными.
Медина рассмеялся, но этот смех звучал уже далеко не так беззаботно.
– Оказывается, есть и другие сумасшедшие?
– Я, например. Вы довольно давно интересуете меня, мистер Медина. Признаю: одной из причин моего возвращения в Англию в марте была возможность познакомиться с вами. Мне это стоило серьезных усилий. Пришлось углубиться во все области ваших интересов и исследований. Право, в других обстоятельствах я бы охотно поделился с вами своими выводами и наблюдениями. Затем я подробно проследил все этапы вашей карьеры в Средней Азии и теперь, надеюсь, знаю о вас больше, чем кто бы то ни было на свете.
Медина промолчал. Роли поменялись: теперь он не сводил глаз с худощавой фигуры в кресле.
– Все это, конечно, очень любопытно, – продолжил Сэнди, – но не имеет прямого отношения к предмету нашей беседы. Харама, которого мы оба помним в расцвете сил, к сожалению, скончался в прошлом году. Это событие держали в тайне по очевидной причине: процветание его бизнеса целиком и полностью зависело от здоровья гуру. Я узнал об этом по чистой случайности. Поэтому и взял на себя смелость позаимствовать его имя. В обличье Харамы, мистер Медина, я имел удовольствие пользоваться вашим расположением – как вы понимаете, в таком деле не приходится выбирать средства… И вы вверили мне мисс Аделу Виктор и маркиза де ла Тур дю Пина, когда вам понадобилось спрятать их в надежном месте… Так что у меня в руках куча самых очевидных доказательств версии Дика.
