Я находился на самом верху, и чтобы осмотреться, мне пришлось подобраться к краю каменного выступа ползком. Внизу, за несколькими сотнями ярдов обломков и щебня, я увидел заросли папоротника и вереска, спускающиеся длинной полосой к реке. Медина, решил я, находится где-то там и наблюдает за гребнем. По моим расчетам, если ему пришлось переваливать через седловину у Корри-на-Сидхе и огибать южную оконечность Бхеинн Фхада, он не мог успеть добраться до тропы раньше меня и должен все еще находиться внизу. Я надеялся его заметить, потому что точно знал, что он охотится на меня, а он едва ли мог предположить, что я выслеживаю его, и вряд ли был настороже.
Однако на зелено-фиолетовом поле зарослей с серыми пятнами камней я не обнаружил никаких признаков жизни. Никого и ничего, кроме нескольких коньков и одного кроншнепа рядом с крохотным болотцем. А затем мне пришло в голову, что я должен себя обнаружить. Пусть Медина знает, что его вызов принят.
Я поднялся во весь рост на краю обрыва и стал считать до пятидесяти. Это был безумный поступок, чего уж там, но я стремился ускорить ход событий. Я добрался до сорока одного – и ничего не произошло. Затем неожиданный импульс заставил меня пригнуться и шагнуть в сторону. Это меня и спасло. Послышался звук, словно лопнула струна скрипки, и над моим левым плечом просвистела пуля. Я почувствовал щекой легкое движение воздуха. В следующее мгновение я упал на спину и скатился чуть ниже, став совершенно невидимым для стрелка. Там я вскочил и помчался верх по гребню. Выстрел, насколько я мог судить, был сделан из точки, расположенной значительно ниже и восточнее того места, где я стоял. Отыскав еще один каменный выступ, я подполз к его краю и посмотрел в долину в щель между двумя валунами.
Внизу было по-прежнему тихо. Враг прятался там, меньше, чем в полумиле от меня, но ничто не выдавало его присутствия. Ветер трепал болотную пушицу, над голым утесом проплыл кречет, в расщелине скалы каркнул ворон. Даже оленей нигде не было видно.
В бинокль я заметил, что на середине склона пасется овца – одно из тех угрюмых, тощих, грязных и одичавших животных, которые забредают в лес с ближних пастбищ, отбившись от своей отары, и ведут полную опасностей жизнь среди скал. У них гораздо более острое зрение и более чуткий слух, чем у оленей, и эти овцы – сущее проклятие для охотников. Животное пощипывало траву рядом с зарослями папоротника, но вдруг подняло голову и прислушалось.
Именно в ту минуту я впервые в жизни испытал благодарность по отношению к овце. Ее встревожило что-то в небольшом провале левее гущи папоротников. Я также сосредоточился на этой расселине, не теряя из виду овцу. Та выказала крайнее раздражение: мотнула головой, топнула ногой, а затем дважды фыркнула.
Ничего подобного Медина не мог предусмотреть. Сейчас он поднимался наверх по дну неглубокой расселины, даже не подозревая о том, что его уже выдала какая-то там овца. Вероятно, он хочет как можно быстрее подняться повыше, так как видел меня на гребне и думает, что я бросился наутек. Значит, его следует переубедить.
Я освободил ружье из чехла, а чехол сунул в карман. Там, где расселина кончалась, на самом виду лежала горка щебня, и я примерно прикинул, когда мой враг окажется рядом с ней. И оказался прав: сначала над краем расселины показалась рука, потом плечо, а затем и голова. Медина глядел на гребень, и в бинокль я мог различить его лицо, покрытое грязно-рыжей торфяной пылью. Он также взялся за бинокль и стал осматривать высоты.
В ту минуту у меня не было желания убивать его, хотя я понимал, что избежать этого будет крайне трудно. Я хотел вселить в него страх божий, заставить успокоиться и вывести из игры. О том, что будет дальше, я не задумывался. Пусть он поймет, что я принял его вызов.
Я положил пулю точно в горку щебня и навел туда бинокль. О, он мигом понял правила игры и, словно ласка, юркнул обратно в расселину.
Теперь время работало на меня. Я бросился бежать вдоль гребня, но чуть ниже, чтобы не оказаться на фоне неба. Мне нужно было попасть на его подветренную сторону, чтобы беспрепятственно следить за Мединой, оставаясь в безопасности.
Сейчас, когда я вспоминаю об этом, многие мои действия кажутся мне беспорядочными и непродуманными. Ведь если бы мне даже удалось попасть на подветренную сторону, на что я мог рассчитывать? Убить или ранить его? Да, такой шанс у меня был, пока я оставался наверху. Но в пылу преследования разум интересует только сиюминутное, а меня уже полностью захватил охотничий азарт. Страха я не чувствовал, потому что перестал думать о последствиях.
Вскоре я добрался до верхней части гребня и увидел нависающую надо мною хмурую массу Сгурр Дэрга. И вспомнил то, что совсем упустил из виду. С гребня было невозможно подняться на этот утес, уходящий вверх отвесно, как стена замка. Чтобы преодолеть ее, нужно было обойти его либо со стороны Мэчри по каменистой осыпи, либо со стороны Гарипола – по карнизу, который образует верхняя часть корри, открывшаяся сейчас передо мной. Через этот корри тянется один из отрогов Сгурр Дэрга, похожих на контрфорсы, в направлении долины Рискуилл. Это и есть знаменитый гребень Вышка, как его называют скалолазы. Три недели назад я с огромным трудом поднялся на него, но я шел по гребню от самого дна долины и не обнаружил по пути ни одной тропы на его поверхности. Вся она состояла из обломков и валунов, среди которых торчали несколько уродливых каменных столбов.
Я залег и осмотрелся. Что на уме у Медины? После моего выстрела он не мог последовать за мной по гребню – на верхних склонах не было надежных укрытий. Скорее всего, он будет продвигаться среди камней до самой долины, пока не доберется до этого кори, после чего попытается отыскать путь наверх. В таком случае мне остается одно – дождаться его. Но сперва следовало перезарядить винтовку, потому что на свой выстрел я истратил последний патрон в обойме.
И тут меня ожидало жуткое открытие. Сказав Ангусу, что патронов у меня полно, я похлопал себя по карману. Там в самом деле лежали патроны, только они не подходили к моему ружью… Два дня назад я одолжил Арчи свою винтовку, а сам стрелял из штуцера «манлихер», и с того дня мой карман был набит патронами совсем другого калибра… Теперь винтовку можно было просто выбросить, поскольку пользы от нее было не больше, чем от кочерги.
Сперва это меня ошеломило. Безоружный, в безлюдных горах, я оказался один на один с, пожалуй, лучшим стрелком в Англии. Самым разумным выходом было бы попытаться ускользнуть и вернуться домой. У меня было достаточно времени, чтобы добраться до Сумасшедшего ручья задолго до того, как Медина поднимется по гребню. Но этот вариант даже не пришел мне в голову. Игра должна быть сыграна здесь и сейчас, и я выбрал продолжение. Но, признаюсь честно, в течение нескольких минут я был близок к отчаянию. На что я мог надеяться: на свои навыки скалолаза, на наступление темноты?
Потом я взял себя в руки и начал размышлять хладнокровно. У Медины всего два пути. Либо он сразу поднимется в верхнюю часть корри, либо двинется по его крутому правому склону, который спускается к долине. Второй путь для него безопаснее, но сулит неожиданности, так как я могу появиться прямо перед ним на вершине одного из склонов. Следовательно, он предпочтет корри, заваленный каменными глыбами и изрезанный ущельями.
