Я скользнул обратно в расселину и спустился по ней вниз до того места, где она сворачивала, огибая скальный выступ. Там меня невозможно было увидеть, и я мог беспрепятственно вглядываться в сумрачную глубину внизу.
К этому времени лиловый туман заполнил котловину корри, а вершины Мэчри стали похожи на дымчатые аметисты. На усеянном звездами бархатно-синем небе последние отблески заката таяли в первом мерцании новой зари…
Поначалу в расщелине было тихо. До меня доносилось лишь шуршание мелких камешков, осыпающихся со склонов, затем хрипло каркнул голодный ворон… Птица заметила Медину? Но знает ли мой враг о более простом пути на Вышку? Или решит, что если я смог подняться по ущелью, то и он способен на это? Опасается ли он безоружного человека с простреленной рукой?
Затем из глубины расселины донесся отдаленный звук, который я узнал сразу же – скрежет сапожных гвоздей по голой скале. Едва услышав его, я стал собирать камни, и вскоре рядом со мной выросла небольшая горка «боеприпасов».
Медина сейчас находился в нижней части расселины. Каждое его движение доносилось до меня совершенно отчетливо: мерное шуршание ткани, падение небольшого обломка гранита, когда он перебирался через плоский валун внизу, и снова шорох шагов. Света в глубине расселины уже почти не было, но пройти там можно без особых сложностей. Разумеется, Медину я не видел – выступ скал скрывал его от меня, но уши докладывали мне обо всем, что происходит внизу. Потом вдруг наступила тишина, и я понял, что он добрался до того места, где расселина впервые раздваивалась.
Я приготовил камень поувесистее, рассчитывая метнуть его, когда Медина окажется в том месте, где я находился, когда он выстрелил.
Звуки возобновились, и я совершенно спокойно продолжал ждать. Еще минута-другая, и все решится. В долине еще сохранялось некое подобие тусклых сумерек. Вот-вот появится темное пятно в пятидесяти футах подо мной – голова Медины.
Но его не было. Звуки, сопровождающие движение врага, продолжались, но не становились ближе. И тут я понял, что неверно оценил ситуацию. Медина свернул в правое ответвление расселины, потому что ему показалось, что пройти в темноте той дорогой, которой прошел я, совершенно невозможно.
Теперь преимущество было на моей стороне. Ни одно человеческое существо не смогло бы проделать в темноте хотя бы часть пути по засыпанному обломками карнизу на стене утеса и снова вернуться в расселину. Он так и будет ползти вперед, пока окончательно не застрянет, и назад ему дороги нет. Я покинул свое укрытие и поднялся выше по склону, надеясь найти удобную позицию для наблюдения.
Моя левая рука начала гореть огнем, а левое плечо и шею свело, словно в параличе. Какое-то время я судорожно извивался на склоне, пока не обнаружил «жандарм»
[59], за которым склон круто обрывался к концу правой развилки. Расселина внизу отсюда казалась до краев залитой черной жидкостью, но заря еще подсвечивала гребни гор, и я отчетливо видел, где проходит путь Медины, где расселина сужается и превращается в заваленный обломками карниз.
Мне пришлось покрепче вцепиться в камень, потому что у меня началось головокружение. Но тут я вспомнил о веревке Ангуса, размотал ее, обвязал себя вокруг пояса, сделал петлю и набросил ее на «жандарм».
В это мгновение снизу послышался приглушенный возглас, и сразу же вслед за ним – звуки ударов металла о камень. Я мгновенно понял, что случилось: винтовка Медины отправилась вслед за моей и теперь покоилась среди камней у подножия Вышки. Наконец-то наши шансы сравнялись, и я, несмотря на туман в голове, понял, что больше ничто не помешает нам свести счеты.
Мне почудилось в полутьме внизу какое-то движение. Если это Медина, значит, он выбрался из расщелины и пытается ползти по склону. Я знал, что из этого ничего не выйдет. Сейчас он поймет бессмысленность этой затеи и вернется. По крайней мере, попытается вернуться.
Теперь, когда он был безоружен, моя ярость немного утихла. Я словно наблюдал за усилиями такого же, как я сам, альпиниста, оказавшегося в сложнейшем положении.
Медина находился примерно в сорока футах ниже меня, я даже слышал его учащенное дыхание. Он отчаянно цеплялся за скалу, но выветрившаяся порода крошилась, мне было слышно, как сыплются мелкие осколки, а один раз в пропасть сорвался крупный валун.
– Лучше вернитесь! – не выдержав, крикнул я. – Назад, в расщелину! Здесь вам не пройти!
Наверно, Медина услышал меня, потому что сделал еще более отчаянную попытку продвинуться, и мне показалось, что его ноги вот-вот потеряют опору, и он повиснет на руках. Его силы явно были на исходе – до меня донесся измученный всхлип. Если он не сможет вернуться в расселину, его ждут три сотни футов полета и острые скалы внизу.
– Медина, – заорал я, – у меня есть веревка! Я спущу ее вам, проденьте руку в петлю.
Неистово орудуя правой рукой и зубами, я соорудил затяжную петлю на конце веревки.
– Бросаю! – крикнул я. – Когда петля коснется вас, ловите…
Бросил я довольно удачно, но он не стал ловить, и веревка, раскачиваясь, повисла над пропастью.
– Проклятье, – загремел я. – Выбросьте все из головы. Мы разберемся с этим после того, как я вытащу вас оттуда. Если будете торчать на месте, рано или поздно свалитесь и размозжите башку.
Я снова бросил веревку, и вдруг почувствовал, что она натянулась. Он поверил мне!
– Теперь не упадете, – крикнул я вниз. – Веревка надежно закреплена. Попробуйте вернуться обратно!
Он понял, чего я добиваюсь, и начал двигаться. Но его руки и ноги, должно быть, онемели от перенапряжения, потому что внезапно произошло то, чего я больше всего боялся. Под грохот осыпающихся камней, он сорвался со стены и беспомощно повис на веревке у отвесной гранитной стены.
Что я мог? Только попытаться поднять его наверх. Но я слишком хорошо знал веревки Ангуса, чтобы им доверять, и у меня была всего одна рабочая рука. Веревка опиралась на желобок в камне, на который я бросил свой пиджак, поэтому у меня еще оставалась надежда, что, выбирая ее медленно, дюйм за дюймом, мне все-таки удастся вытащить Медину.
– Держитесь! – снова крикнул я. – Но, ради бога, хоть немного помогайте мне. Не висите мешком, а цепляйтесь за камни!
Петля у меня получилась довольно большая, и, я думаю, Медина сумел продеть в нее обе руки. Но теперь он висел, словно свинцовый балласт, и хотя я чувствовал, как он движется, пытаясь дотянуться до стены, ее поверхность была слишком гладкой, чтобы дать ему хотя бы ничтожную опору.
Упершись ногами в пару больших валунов, я тянул изо всех сил, тянул так, что, казалось, вот-вот лопнут мышцы. Я отчаянно сражался за каждый фут – и вдруг осознал, что все это бесполезно.
Веревка соскользнула с пиджака и теперь терлась об острый край гранитного выступа. Несколько прядей уже лопнули, и в любую секунду она могла порваться.
