– Чуть не поплатилась за свою неосмотрительность. Забыла, одним словом, как на тебя мужики ведутся. Нет, скажи, что в тебе такого есть?! Ничего особенного! Все как у всех.
Однако, все да не все! Хотелось мне ей сказать, и еще иронии в голос побольше добавить. Так она меня уже достала! Стоит, руки сложила, а я, между прочим, вся голая перед ней лежала, на жестком и неудобном рваном матрасе. А она надо мной распиналась… Стоп! Что это Танька так со мной разоткровенничалась? Все мне выбалтывала, как если бы была уверена, что я уже никогда и никому не могла бы сказать ничего.
– Ладно, чего уж! Недолго тебе соблазнять их осталось! Вот, Николай вернется с деньгами, тогда и решим твою судьбу.
Мама моя! Точно, угадала. В живых они меня не собирались оставлять. Это что же получалось? Жить-то мне было совсем ничего! От этой мысли в животе сделалось так плохо, что невольно застонала.
– Ага! Помирать-то не хочешь! А придется. Ха, ха. Отбегалась, открутила хвостом. Вот только, видок у тебя… Колька приедет на взводе, отметить операцию нашу захочет, деньги, значит, обмыть. А тут ты лежишь, вся такая готовая для утех… Только и надо, что скотч на ногах разрезать. Нет, это дело не пойдет. Надо мне тебя…
Неужели, смогла бы убить? Я теперь уже ни за что бы не поручилась.
– Надо тебя одеть. Твое платье не пойдет. Да, и нет его больше. Суриков, в сердцах, его в клочья изорвал, когда тебя метелил. Пойду, поищу, что-нибудь из своего.
Она ушла, не забыв закрыть дверь на замок. А я осталась лежать, жаться и трястись, то ли от холода, то ли от страха. Бояться было чего. В голове возникали картины, одна страшнее другой. Если уж помирать, то смерти я бы попросила быстрой. Только какие планы на мой счет строил Суриков, мне было не ведомо. Хорошо бы просто шею свернул. Я в кино видела, что человек при этом иногда и ойкнуть не успевал. Это бы мне подошло. А то я вида крови, ну, нисколько не переносила, сразу в обмороки падала. Господи, о чем я?! Какой обморок! Вот, тупица непроходимая! До этого ли мне будет, если резать будут именно меня… Ох, не дай, бог. Этого мне не вынести, ни в каком виде. И потом, Суриков просто обязан свернуть мне шею. Я сама слышала, собственными ушами, как обещал это Алексею Юрьевичу, там, на шоссе, когда говорил с ним по телефону. Если это был он… Голоса-то я его не слышала, сама вопила, чтобы Колька слез побыстрее с моего позвоночника. Алексей, Леша, где ты? Неужели, и, правда, готов за меня большие деньги отдать? Эх! Скорее всего, не увидимся больше.
В этом месте моих раздумий в глаза набралось столько слез, что они перелились через веки и побежали по вискам и щекам, вниз, мочить матрац под моей головой. А там и нос захлюпал. В общем, я принялась плакать. Сначала даже не поняла над чем конкретно. Оказалось, что жалела, конечно же, себя, потом еще Самойлова, почему-то, и уж совсем не понятно было отчего, нас с ним вместе взятых. Вот ведь, странность, то от него бегала, а то…
Додумать не успела. Вернулась Танька. Она принесла свои джинсы и футболку. Все это добро свалила на кровать в ногах и принялась меня рассматривать.
– Да, придется развязывать. Я сейчас.
Она стремительно выскользнула за дверь, а я сообразила, что та осталась приоткрытой. Это был дохлый, но шанс, попробовать сбежать. Начала шевелиться, полная решимости его не упустить. Но даже сесть на кровати было делом не простым. Связали меня крепко, и болело у меня при этом совершенно все. С кряхтением и стонами только удалось сесть, подняться на ноги не успела, как Танька уже снова входила в комнату к тому моменту.
Я с удивлением заметила у нее в руках оружие. Да, именно! В правой руке она держала пистолет, быть может, я в этом не разбиралась… а в левой я увидела нож. Ничего себе, подготовилась! А может, она решила сама меня порешить, не дожидаясь Сурикова?! Ага, и не решила пока, как…
– Протяни ко мне ноги! Без глупостей только… Ты знаешь, я стрелять умею.
Точно. У нас в классе Танька лучше всех и быстрее разбирала и собирала винтовку в военном кружке, куда мы с ней ходили около года. И на стрельбище, и в тире… ее результаты всегда были лучшими, я же оказалась в отстающих.
– Сначала разрежу путы на ногах, потом на руках. А на губах скотч останется. Не о чем нам с тобой теперь разговаривать.
Я спорить не собиралась. Только подчинилась ее требованиям, подставляя под нож конечности. Еще немного при этом успела поволноваться. Как, думала, она сможет резать липкую ленту левой рукой? Она же у нас была правшой! Вот, ведь, странно я была устроена. Мне несколько минут назад сказали, что сегодня придет мой смертный час, а я сейчас переживала, как бы Танька меня не зацепила острием ножа и не поцарапала. Идиотка, одним словом.
– Надевай. Что уставилась? Трусов не дам. У самой мало. Поручи мужику твои вещи собирать, он тебе такого в сумку положит! Как поняла, мое белье для него не главное было. И черт бы с ним, да ему и шуба моя норковая не показалась. Вот, теперь придется в конце осени новую покупать, деньги тратить. А ведь, и та была почти новая, всего три года и ходила в ней.
Меня Танькина шуба нисколько не взволновала, в отличие от ее хозяйки. Я больше радовалась, чем огорчалась. Но не ее потере. Мне же давали возможность одеться! Пусть, все было великовато. Хоть как, а не в костюме Евы. Только, избитой прародительницы. Мне гордиться синяками и ссадинами не приходилось. Говорят, что мужчин шрамы украшают, но я это не они. Поэтому одежда любая вполне могла сгодиться, чтобы только прикрыть наготу и следы побоев. И еще можно было согреться. Тоже было очень важно. Простуды я уже не боялась, поздно, если знаешь, что тебе скоро наступит конец. Просто, предпочитала выглядеть человеком в свой последний час.
– Джинсы совсем новые. Одеть не успела. Купила на распродаже выгодно, но размер подкачал, узковаты оказались. Думала за лето похудеть, только… ладно, проехали. Футболка эта тебе совсем не идет. И это хорошо. Мне будет приятно на тебя смотреть. А Кольке нет. Он любит дам в теле. А ты в ней, как щегол. Умора! Шея тонкая, длинная…
Что они все к моей шее прицепились? Нормальная она у меня. А эти… Суриков назвал ее костлявой, Танька тоже радуется моему безобразию. Но, да бог с ними. Я нацепила все, что было предложено, осмотрела себя и пришла к выводу, что жить можно, только хотелось бы подольше. А вот для этого надо было что-нибудь предпринять. Покосилась на Таньку и призадумалась. Она же к тому моменту расслабилась, раз я нисколько не пыталась сопротивляться, а наоборот, ее слушалась. Привалилась к косяку, опустила вниз обе руки и с насмешкой на меня поглядывала.
Я, вообще, заметила, что это выражение лица к ней прочно приклеилось. Вот уже сколько с ней тут беседовали, а она не переставала на меня кривиться и надо мной насмехаться. Раньше я за ней такого не замечала. И кровожадной Татьяна в прежние времена тоже не была. Как люди способны быстро меняться. Все из-за алчности! Я так поняла, что моей бывшей подруге очень хотелось много денег. Радовалась бы себе, ведь скоро должна была их получить. Что же ее так клинило на моей кончине? Над этим стоило поразмышлять, может, и вышло что-нибудь бы путное. Вот я и наморщила лоб, как бы Танькину жадность обернуть в свою пользу.
