Я разулась, подошла к девочке и присела на корточки:
— Как тебя зовут, милая?
Молчание. Лишь затравленное удивление на живой половине бледного личика.
— Эрейя, — тихо ответила за дочь ее мать. И, помедлив, тихо добавила: — А меня — Таит.
— Эрейя? — я улыбнулась. — Первая капель?
— Она родилась на исходе сезона Снежной луны, — смущенно объяснила Таит.
— Рейсан, — представилась я и кивнула на ворона, — Молчун.
Ворон гордо расправил крылья, распушил хвост и, заработав мой многозначительный взгляд, глухо каркнул. Я одобрительно улыбнулась, сняла плащ, повесив его на крючок у двери, разулась, надев теплые тапочки, и пошла за занавеску помыть руки. Таит тем временем суетилась по хозяйству, и, когда я села напротив нее, на столе уже стояли горячий чайник, кружки и плетеная корзинка с домашним печеньем. Мне стало неудобно. И объедать — некрасиво, и отказываться — непорядочно…
— Угощайся, — Таит обняла дочь, которая, не сводя с меня внимательного взора, свернулась уютным клубком на коленях матери.
Ладно, перед уходом подсуну под скатерть деньги… Я неспешно пила травяной чай и внимательно слушала невеселую историю маленькой семьи. Таит рассказывала спокойно, отстраненно, и в ее голосе отсутствовали злость, ненависть или ярость. Слышались лишь горькая усталость и покорность судьбе.
— Это семейная легенда, которую мне рассказала мама, прежде чем уйти в Вечность… В эпоху Девятого в нашей семье родились две девочки-близняшки, и старшая выбрала путь темного мага, а младшая — путь артефактолога, к роду которой мы с Эри и принадлежим. Темных магов, говорят, боялись уже тогда, и вскоре пути сестер разошлись, а после замужества младшей между ними встала еще и ненависть. Старшая стремилась передать свои знания потомкам, но Вечность отняла у нее возможность быть матерью. И сначала она, смирившись, ждала, когда же темный родится у ее сестры. Но проходило время, а внуки и правнуки рождались или со светлой и сумеречной магией, или с ремеслом. И перед смертью она прокляла весь наш род.
Я молча смотрела в чашку и слушала очень внимательно, хотя легенды о древних темных и проклятых ими людях порой похожи, как две капли воды — и целями, и причинами, и мотивами, и последствиями.
— И с тех пор в семье рождается лишь одна девочка без магических способностей, и в жизни ее преследуют несчастья. Моя прабабка не выносила света. Бабка случайным словом накликала страшные несчастья. Мама, говоря хорошее, против воли оскорбляла окружающих, стремясь помочь — приносила вред, а я… А меня мало кто видит человеком, чаще — в облике монстра. А Эри… — и голос Таит сорвался. — Что с ней — я не понимаю…
— Все просто, — я вертела в руках кружку и сосредоточенно изучала плавающие в воде крупицы травы. — Твоя родственница не могла иметь детей из-за физиологии темных магов. Нам этого природой не дано. Так было в эпоху Девятого, и так есть и сейчас. Проклятье пало не на род, а на ненавистную силу сумерек или света, с которой вы рождались, но которая оборачивалась против вас, — я подняла глаза на Таит: — В тебе есть сила туманных сумерек, отсюда и окутывающий ауру обманный туман. Который преодолим либо для темного — ведь иначе у тебя не было бы дочери, либо, — и проницательно посмотрела на зардевшуюся девушку, — для сильного сумеречного мага, но ненадолго. А в Эри очень много света, — я невольно улыбнулась девочке.
— Света?.. — тихо переспросила моя собеседница.
Я кивнула:
— И подозреваю, что проклятье направлено именно против света — тьма и свет всегда были на ножах. Вы, сумеречные, кое-как с ним справлялись, а вот свет бы проклятье наверняка убило… если бы не было столь старым. За давностью эпох оно истерлось, потеряло прежнюю силу, поэтому твоя дочь жива.
— Да разве ж это жизнь?.. — с горечью спросила Таит.
Я поставила на стол кружку и серьезно посмотрела нее:
— Конечно. И если бы не ее ярчайший свет, она бы не выжила вообще. У Эри дар мага света уровня Старшего поколения.
Повисло молчание. Таит обдумывала услышанное, девочка рассматривала меня с настороженным вниманием, я вернулась к чаю, а Молчун дремал на спинке стула, изредка приоткрывая один глаз и бдительно за нами наблюдая. И я почти допила чай, когда Таит тихо напомнила о том, о чем я боялась услышать:
— Ты говорила, что можешь помочь…
Я тяжело вздохнула и призналась:
— Тебе — да, но твоей дочери… не уверена. Таит, мы уже давно не те, что прежде, — в нас нет силы. Тьма, да мы слабее иных ремесленников…
Увидеть в синих глазах отчаяние оказалось неожиданно… больно. И я вновь пожалела, что во мне нет настоящей силы. Да, есть знания, накопленные поколениями темных. Но не сила. Не та, что властвовала в эпоху Девятого. И даже не та, что была до него. Не сила. Насмешка судьбы. Плевок в лицо. Жалкие крохи прежнего могущества.
— И что же нам делать?
— Твое проклятье я сниму полностью, это нетрудно. И тебя снова начнут принимать за обычного человека, и дети у тебя еще будут, и дети магически сильные, без пятен проклятья, — я задержала взгляд на Эри, обдумывая одну безумную мысль, и попросила: — А покажи-ка ладошки.
Девочка неловко закатала длинные рукава серого платья и показала ладони. Проклятье в неживой половине убивало только чувствительность, и владеть своим телом она более или менее могла, что внушало определенную надежду… Но цена казалась непомерно высокой. Да, один вариант помощи существовал. Наклонившись через стол, я мельком взглянула на руки Эри и кивнула. Так и есть. Я снова не ошиблась. К сожалению.
— Чистые руки. Человек без судьбы, — я старалась не встречаться взглядом с Таит. — У твоей дочери есть смутное прошлое, но нет будущего, как нет и судьбы. Не удивляйся, такое не редкость в наше время. Или дар есть, но доступ к нему отрезан, или даже дара нет. Многие люди рождаются с чистыми руками — без путеводных линий, чтобы после прославиться и войти в легенды… И, поверь, с этим можно жить… Хоть как-то, но жить…
Я и сама понимала, что несу чушь, и видела это в укоризненном взгляде хозяйки дома. Я неловко отвернулась и прислушалась к бушующей на улице метели. Ветер рвал и метал, завывая раненым зверем, стучась в окна, топочась на крыльце дома, пробегая по хлипкой крыше. Похоже, на постоялый двор я попаду ой как нескоро…
— Ладно, что уж, — Таит со вздохом встала и подхватила на руки дочь. — Нам спать пора… Останешься? Оставайся, не спорь. Правда, у нас только одна кровать…
— Я могу поспать и на полу, — заметила мягко. — Я — искатель и привыкла спать, где придется. Походы не терпят изнеженных, и на голой земле приходилось спать, и на камнях… Мне достаточно одеяла.
Кивнув, Таит уложила Эри спать и быстро соорудила на полу уютный лежак из одеял. И внимательно-тревожно посмотрела мне в глаза:
— Правда ничего нельзя сделать?..
— Подумаю, — кратко ответила я, сев на лежак. — Иного пообещать не могу… извини.
