— Гош, а ты по поводу своих снов к ведьмам обращался?
Он глянул настороженно. Понятно. Сдохну, но ни к врачам, ни к ведьмам за помощью — ни ногой. Мужик. А мстящей мыслеформе месяца хватит, чтобы пустить корни и поработить чужой разум, направить поступки по новому пути. Во мне взыграла Ответственность, отодвигая на задний план неприязнь.
— Издревле, — начала я, приближаясь к намеченной жертве и украдкой подтягивая сползающие штаны, — существует одно любопытное явление. Мстящая мысль. Вернее, мыслеформа. Нематериальное явление, которое, впрочем, имеет четкие следы. А постой-ка смирно! Проверю кое-что.
Наблюдатель неохотно замер и заворчал:
— Когда ты в последний раз кое-что проверяла…
— Я не виновата, что ты цепляешь всякую гадость, — я взобралась на табуретку, уравнивая разницу в росте. — Тебя что, защитными амулетами пользоваться не учили?
— На тебя не действуют некоторые зелья, а на мне сбоят некоторые амулеты, — и уточнил: — Раньше сбоили, а теперь вообще не работают.
— Бесовская кровь… — я осторожно ощупала наблюдательскую голову. Под жесткими черными волосами обнаружились шрамы. Тонкие, образующие символ. Интересно… Обычно знаки мыслеформы — выпуклые родинки. — В обморок в пещере падал?
Гоша гордо промолчал. Я изучала форму знака. Овал. И родинки узлами по шрамам. Интересное сочетание…
— Значит, падал. Там только от запаха и недостатка воздуха можно упасть и никогда не очнуться. А в себя пришел уже на поверхности? С разбитой головой и частичной потерей памяти?
Он кивнул.
— Считай, повезло. Тебя спасли, чтобы ты спас тьму неупокоенных душ. При жертвоприношениях образование мстительных мыслеформ — явление обязательное. А жертв были сотни. И мыслеформа образовалась… мощная. Она вывела тебя из пещеры и предопределила твою жизнь на много лет вперед. И не отпустит, пока не сделаешь нужное. И даже то, что ты зацепился за сходство ведьмы с моим отцом… — я заколебалась под пристальным взглядом, но закончила: — Мыслеформа имеет… память. Огрызки памяти. Она запомнила лицо убийцы и вела тебя, как интуиция. По архивам и… сюда.
— Избавиться можно? — спросил наблюдатель негромко.
— Поздно. Она влияла на твою жизнь — на цели, мотивы, задачи — слишком долго. Уйдет сама, когда дело будет сделано. Сейчас если выдирать, — я снова прощупала знак. Очень выпуклый и четкий, — то с «мясом». Личность посыплется. Рехнешься разом. Да и дело это — для Верховной. Мне сил не хватит.
— Точно, курицы безмозглые… — помянул Гоша знакомых ведьм.
— Наблюдатели никогда не смогут воспитать полноценную ведьму, — я назидательно щелкнула его по лбу. — Только переманиваете самых талантливых почем зря. Или…
«Или» вспомнилось очень кстати, и на месте нуждающегося в помощи человека опять оказался наблюдатель. Который теперь слишком много обо мне знает. И не дай бог узнают те, кто выше него… Я подхватила штаны, но с табуретки удрать не успела.
— Уля, подожди, — он обнял меня, удерживая. — Я обещал прикрытие и от своих слов не отказываюсь. Никто ничего не узнает. И за допрос… прости.
Нечисть во мне встала на дыбы. И теперь наконец стало понятно, почему меня то цепляла до сочувствия, то раздражала до нервного тика эта конкретная наблюдательская личность.
— Убери руки.
— Откуда такая реакция? — спросил мягко. — Совсем не нравлюсь?
— Да.
— А что твоя нечисть?..
— Ей ты не нравишься еще больше.
— Почему? — наблюдательский интерес не знал ни пределов, ни совести, и требовал откровенности во всем.
— Потому что ты… иллюзия, — ответила неохотно. — Ничего настоящего, ничего натурального. У тебя даже запаха нет, так глубоко запрятаны все естественные эмоции. Я на иллюзии ведусь, но терпеть их не могу. Это, возможно, воздействие мыслеформы, забивающей естественные психические процессы, но… Убери руки.
— Но влияют иллюзии на тебя действенно, — руки и не думали убираться, зато взгляд стал очень внимательным. — Но недолго. Почему?
Я внутренне застонала. От желания размазать по стенке эту чрезмерно любопытную персону удержал только инстинкт самосохранения. Тот, который подсказывал, что силу пока трогать нельзя.
— Потому что! — попыталась извернуться и взмахнула руками, ловя равновесие на пошатнувшейся табуретке.
— Уля, объясни, — Гоша смотрел, не мигая. — Пожалуйста.
Черт… Я собрала воедино всё свое терпение. И профессионализм.
— Твои иллюзии — человеческие. И направлены на человека. Нечисть ощущает мир иначе. У нее острее осязание, она различает больше цветов и запахов. И она видит твою иллюзию не как часть мира, а как голограмму. Инородное тело. Поэтому воздействие — первичное — минимально. Сначала страх или шок забивают то же обоняние. Но потом появляется ощущение неправильности. Запах не тот. Цвета не те. Еще что-нибудь. И влияние иллюзии сходит на нет. Остается только неопасная картинка.
Наблюдательский взгляд стал мрачным и очень задумчивым. Я стояла смирно, хотя нечисть выла против чужих рук в голос и рвалась дать по морде. Руки были теплыми и держали крепко, не собираясь отпускать. Словно еще не все узнал. Отвлекаясь, я посмотрела через его плечо на иллюзорные портреты… и поняла. Мы одинаковые. Ведьма — тоже нечисть по силе, так сказала хуфия. Иллюзией можно убить — сжечь дотла, и недавно я едва не сгорела в огне собственной силы. Но пройдет минута-другая, и… А эта ведьма — старше и сильнее меня. И должна быть устойчивее и гораздо живучей. Интерес — отнюдь не праздный. Для дела, но не для того, которое идет в суд или архив.
— А бесовская кровь что-нибудь дает? — он подтвердил мою догадку. Другого оружия против ведьмы у него нет.
— Не знаю. Я до вас с Зоей в глаза не видела потомков нечисти. Но говорят, что они наследуют только мощный уровень силы и тьму, а все остальное — человеческое. Я не в курсе, на что ты способен. И не смогу научить ощущать мир так, как его ощущает нечисть. Отпусти.
— Последний вопрос. Откуда ты узнала шифры нужных папок?
Я скрипнула зубами. Хочешь — не хочешь, а придется работать вместе… И терпеть. По сути, я в большей заднице, чем он.
— Хуфия. Она теперь… на свободе, — пояснила устало. — Ей не вложили задачей даже защиту архива, и хуфия определила ее самостоятельно — отомстить. И поэтому отпустила нас. Я… порвала поводок, а она… подсказала. Она ведь… эксперимент. И черт знает, что за эксперимент…
— Зачем тебе черт, когда я знаю? — наблюдатель легко снял меня с табуретки. — Но это потом. Иди, поспи. А я еще разгребу кое-что.
Да, доброе утро, страна… Хмурые сизые сумерки заглядывали в захламленную кухню, холодным ветром перелистывали старые бумаги.
Я кивнула, ухватила сползающие штаны и поплелась спать, хотя всё чесалось разобраться в этом деле до конца. И шрамы тоже ужасно чесались. А голова хоть и соображала, но вот-вот откажется впихивать невпихуемое.
