Полюбившееся место у фонтана оказалось занято. Методично мела листву пожилая дворничиха, на скамейке сидели две мамашки, качая коляски и обсуждая памперсы, а напротив — пожилой мужчина с книгой. Хрупкая фигурка в зеленом пальто потерянно стояла у фонтана, кидая в чашу монетку за монеткой. Я остановилась и втянула носом воздух. Восемнадцать лет, третий месяц беременности, и так страшно призваться, и так хочется родить…
…мне бы твои беды, девочка… Разве ж это проблемы? Это даже не неприятности.
Я не смогла пройти мимо. Подошла, встала рядом и нащупала в кармане мелочь. Посмотрела искоса на девушку. Копна рыжих волос, приятное конопатое лицо, дрожащий карий взгляд, молчаливые слезы… Я повертела в пальцах пятирублевую монетку, но прелюдию так и не сочинила. Повернулась, посмотрела на девушку и быстро сказала:
— Сына ждешь. Назови Владимиром, как прадеда. Он у тебя героем был, знаешь? Три войны прошел и вернулся домой без царапины. И дожил почти до ста лет. И защита, и долголетие от него перейдут. Ну, не плачь, что ты…
Разревелась. Я обняла ее, выдохнула, успокаивая воздух. А может… и пусть проревется. Она замерла, уткнулась хлюпающим носом в мое плечо. Родителей нет, только бабушка на пенсии. Где мозги были, собственно… Да, я думаю, как ведьма.
— Расскажи, — посоветовала тихо. — Не откажется и не бросит. Намного тебя старше, да? Расскажи. Держи, на удачу.
Сунула в дрожащую ладошку заговоренную монетку, улыбнулась ободряюще и поспешила по тропинке прочь. Шла, глядя под ноги, и уже знала, что она пойдет и расскажет. И всё будет хорошо. Хоть у кого-то.
Купив кофе и найдя свободную скамейку на краю сквера, я села и достала из сумки Ангелинин набросок. И папку от Жорика. Открыла ее и нисколько не удивилась штриховым колоннадам и остальным тематическим элементам. Единственное, что на этом рисунке имелись ступеньки к двери — три штуки. На первой нарисован ключ, на второй — овал, на третьей — круг. «Ключ, зеркало, камень», значит… Ключик, допустим, есть — Зойка собралась что-то чем-то отпирать. А остальное? Это… ступеньки?
Я вертела наброски и так и сяк, но… Чтобы вникнуть в суть, многого не хватало. И фактов, и времени, и мозгов. Я задумчиво потерла щеку. Набраться духу и тряхнуть всезнайку?.. Или последовать совету Жорика и рискнуть обаять? Мама же отца обаяла. Значит, наблюдатели — тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Вот только… нечем. Ни женского обаяния, ни хотя бы лицемерия в наличие не имелось. Только злая на наблюдателя нечисть. Можно, конечно, вспомнить молодость и хипповые времена, когда на мое сомнительное обаяние велись, или выскрести из углов остатки профессионализма, превратив его в лицемерие… Но это гадко.
Вытянув ноги и сложив рисунки на коленях, я рассеянно посмотрела по сторонам. Шелестят на ветру небольшая пушистая елка и желтеющие кусты, скачет по дорожке воробей… Реальность, обыденность и никаких видений или зацепок. Однако. Ключ, зеркало и камень… В сотый раз проговорив слова про себя, я поняла, что они мне знакомы. Это давнее-давнее воспоминание, почти такое же старое, как знакомые глаза Зойкиной тети. Еще бы вспомнить…
Теплый порыв ветра взъерошил листву и принес знакомый запах. Очень слабый, почти неразличимый и не поддающийся разделению на компоненты. На аллее замаячила высокая наблюдательская фигура. Гоша шел со стороны фонтана, сунув руки в карманы джинсов, и с интересом глазел по сторонам. Да, и я, разумеется, поверила, что только прогулки ради он приперся на окраину города на ночь глядя… Нечисть во мне недовольно вякнула, и я напряглась. Мало ли…
— Добрый вечер, — на смуглом наблюдательском лице обозначилась дежурная благожелательная улыбка.
— Кому как, — я отодвинулась, когда он сел рядом.
Гоша явно раскопал нечто полезное и интересное — выглядел настолько довольным жизнью, что захотелось ее испортить. Хоть по мелочи.
— Откуда у тебя это? Ключ и?..
Зря не успела спрятать… Наброски сменили владельца, и наблюдатель зашуршал листами. Я не ответила. И не собираюсь говорить, пока…
— Уля! — протянул он неодобрительно.
Я многозначительно молчала и изучала елку. Красивая, пушистая, колю…
— Хорошо, — сдался Гоша. — Что тебе рассказать?
— Не знаю, — я пожала плечами. — Что не жалко и по теме.
Заверещал сотовый.
— Одну минуту.
Я навострила уши, но напрасно. Наблюдатель опустил полог тишины и отошел. Надо наконец научиться или просачиваться туда — я же воздух, или читать по губам, мимике и позам. Пока напряженные плечи говорили о том, что разговор не шибко приятный. Гоша, прохаживаясь мимо скамейки взад-вперед, молчал, а звонивший — грузил. Наверняка начальство. Я некстати вспомнила про тетю Фису и тоже загрузилась. Какого черта она не в городе, когда гости со своим монастырем и самоваром на пороге?.. Отвлекаясь, визуализации для, изобразила в воздухе полупрозрачные фигуры. Ключ, зеркало, камень…
Наблюдатель, отметив сей маневр, повернулся и уставился на меня с исследовательским интересом. Я ощутила себя бактерией, которую изучают под микроскопом на предмет активности и вредного влияния на окружающую среду. Постаралась невинно улыбнуться. Почти получилось. Профессионализм, да. Нужен ответ на очень важный вопрос.
— Гош, а ты не знаешь, почему тетя Фи… Анфиса Никифоровна до сих пор в вашей конторе пропадает? — спросила, едва он положил трубку и убрал полог.
— А Верховная не у нас, — отозвался он непринужденно. — Приехала на час, вынесла мозг шефам и укатила. Последний раз ее видели дня три назад, в деревне Шутово, в ста километрах от города. Должно быть, темных ведьм по периферии собирает и договаривается с заклинателями. Ты разве не в курсе?
Стало неуютно. И стыдно за крамольные мысли и подозрения. Конечно, раз грядет такое, раз она в теме… Конечно, нужны и темные — из тех, кого Верховная смогла пристроить по регионам, и заклинатели, коли «этот страшный дом» полон бесов… Но — зачем лично? Можно же в приказном порядке вызвать — имеет право. И Томка, партизанка…
— Уль, считай, это был ответ. Расскажи про символ.
Я открыла рот, собираясь стребовать доказательства, но не успела. Налетел ледяной ветер, и в воздухе заплясали снежинки. Закатные полосы на аллее поглотил мрак. И здание проступило в наблюдателе. Его тело стало прозрачным… до скелета. Каркас ребер — крылья колонн, в солнечном сплетении зияет черный зев портала, бедренные кости… кхм. Символ между ключиц горит белым пламенем.
Цепенея, я не верила собственным глазам. Завоняло канализацией. Черты лица пропали, и из пустых глазниц посыпались серебристые искры, выбеливая череп, полируя… до зеркального блеска. В ушах зашумел ветер. К горлу подкатил едкий комок желчи, желудок свело спазмами отвращения. Я, конечно, всякое повидала, но это… Зеркальная поверхность черепа искаженно отразила мое обалдевшее лицо. Зеркальная… М-мать, зеркало…
Он — зеркало.
