Я задыхалась. Хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. В груди разрасталось жжение. Да, у меня давно есть только обязанности…
— Ты, конечно же, не хотела, — протянула она с фальшивым сочувствием. — Знала, что тебя ждет. Убегала со всех ног, прочь от Круга и ведьминой доли. Но, куда бы ни приходила, где бы ни пряталась, всегда оказывалась наедине с собой. Что, ты плачешь, изменчивая? Не плачь, девочка, это жизнь. Мы все хороним себя заживо. Каждый день подчинение требованиям, правилами и условностям убивает в нас тех, кем мы могли бы стать. И кто-то борется — и хоронят его, а кто-то подчиняется — хоронит себя сам.
Лица мельтешили безумным калейдоскопом. Хочу… назад, в дорогу… Прошлое пахло соляркой и шаурмой, мелькало хвостами дорог и стучало в ушах колесами поездов. Солнечными днями и звездными ночами. С рассветами входя в незнакомые города и с закатами уходя в новый путь. И там — только я и мои желания… Прошлое лишало воздуха, засасывало черной дырой…
— Прочь!.. — зашипела нежить, и костлявые пальцы больно впились в мои плечи.
Я тряхнула головой, разгоняя наваждение. Серая в черную полосу кошка сверкнула зелеными глазами и потерлась тощим боком о мою ногу, обхватила щиколотку хвостом. Ангелина… Я судорожно втянула носом воздух, вспоминая. Я сама выбрала Круг. Обернулась, резко сбрасывая со своих плеч руки нежити. Ни Совесть, ни Ответственность, ни любая другая движущая сила не удержат ведьму в Кругу. Ведьмина доля — это судьба, но Круг — это добровольный выбор.
— А как насчет тех меня, которые появились? — поинтересовалась сухо.
Ангелина склонила голову набок и довольно прищурилась. Призрачная фигура на оплавленном троне потускнела, бледнея, и на правом локтевом сгибе полыхнуло маленькое солнце, разгоняя пещерную тьму, меняя «сюжеты» в ледяных сталагмитах.
…послед у «малиновки». Чертовски тяжелый случай. Одной рукой вытягивать остатки силы, второй — снова и снова заводить замирающее сердце, впихивать в умирающее тело глоток воздуха. И слезы усталости и счастья. Справилась.
…по крышам с Кысом наперегонки с ветром. Звенящий хохот над пустынными улицами, росчерки падающих звезд, лунные тени под ногами.
…гневная тетя Фиса и сконфуженный мастер Сим. И я — между ними. То убеждая, то угрожая, то умоляя, то упрашивая… Подпись на патенте, и радость в золотых бесовских глазах. Радость и облегчение. Теперь он дома.
…рыжая девушка у фонтана, кидающая в мутную воду монетки. Солнечное тепло ускользающей осени — веснушками на заплаканных щеках.
Да, и это…
— И это — тоже жизнь, — заметила я тихо и подхватила кошку на руки, прижимая к груди горячее тельце. Однако я замерзла… — И эта жизнь — ценнее эгоистичных «хочу». Что тебе нужно? — внимательно посмотрела в стылые глаза. — Чтобы я ушла из Круга? Чтобы сбежала, оборвав все связи? Чтобы некому было спасти меня от тебя? И чтобы позволила убивать, пряча в своей тени? Одной жизни мало, да? — крепче обняла урчащую Ангелину, прячась за ней, как за щитом, и криво улыбнулась: — Брейся, нежить. Ведьма или я. Точка.
Хуфия недовольно дернула верхней губой, оскаливаясь.
— Где твое прошлое? Показывай, зачем привела, и расходимся.
— Что ж, смотри, — и она многозначительно прищурилась. — Тебе понравится.
Силуэт на троне неуловимо изменился. Длинные черные волосы, горящий темный «уголь», скрытый рваными шрамами на локтевом сгибе. Загорелая кожа и белые шрамы, расплывчатое лицо, но глаза черные, как ночь. Я невольно отступила. Не может быть… Фигура спрыгнула на пол, шагнув ко мне. Длинное черное платье, прихрамывающие и судорожные движения, а то, как она склоняла голову набок, глядя исподлобья…
— Врешь, — я тряхнула головой.
То — да не то. Я уже видела — точно видела! — и шрамы, и движения, но не у этого человека. Внешность — от одной, но движения — от другой. Да и мало ли в мире черноволосых и черноглазых девиц?..
— Мертвые не лгут, — озвучила прописную истину нежить.
Значит, когда-то ведьма косила под… Томку. Внешне. Цвет волос и глаз, фигура и «уголь» — почти. Но движения… не Томкины, ни разу. Я её всю жизнь знаю и как себе ей верю. А вот шрамы…
— Не помнишь? — хуфия наблюдала за мной очень внимательно.
— А запах?
— Увы, — нежить картинно развела руками.
— Жаль, — я наморщила нос. — Внешность обманчива, а вот запах крови не перебить никакими уловками, — присмотрелась к силуэту: — А шрамы откуда? — шесть штук, «решетка» на левом локтевом сгибе.
— Наблюдательское разрешение на использование тьмы. У тети такое не видела? — на меня простодушно и наивно смотрела молоденькая девушка. — А у подружки? Тоже?
— Нет.
Тетя Фиса и Томка всегда закрывали локти рукавами. Я лишь догадывалась…
— Отменно тетка прячется, если даже родная кровь не знает, — морщинистое лицо гадко осклабилось. — Хороша Верховная, верно? Всегда ее уважала. И за то, что построила наблюдателей. И за то, чем за это заплатила.
— Объясни, — я резко обернулась, но хуфия лишь ухмыльнулась, отступила и исчезла в темном проходе.
Я метнулась за ней, на ходу спуская на пол кошку, но ледяная арка сменилась пустой пещерой и… пробуждением. Внезапным и болезненно-неприятным. Уж-жасно з-замерз-зла…
Закутавшись в одеяло до кончика носа, я нагрела воздух. Рассвело, и утро скользило солнечными лучами по полу и разрисованной стене, плясало в воздухе мириадами пылинок. Да, убраться бы… Я повторила про себя последние слова хуфии. Мне всегда казалось, что тетя Фиса брала вредностью и… Вредностью. Чрезвычайной вредностью, наглостью и упрямством на грани «бей своих, чтобы чужие боялись». А по всему выходит, что не только ими.
Согревшись, я вылезла из постели и оправилась на кухню, попутно заглянув в гостиную. Жорика по-прежнему не было. Когда я вернулась из сквера, призрак отсутствовал, и сейчас его не наблюдалось. Я нахмурилась. Вряд ли обиделся… Мы не первый год знакомы, и он отлично меня знал. Знал, что вспыхиваю я редко, но метко и по делу. И всегда в таких случаях извинялся и больше неприятную тему не поднимал. Неужели ему привиделось что-то… из ряда вон выходящее? И он не то место поспокойнее ушел искать, не то… помощь?..
Зойка, бодрая и сосредоточенная, бдела у карты, где я вчера нарисовала очередной кружок. Ключ-ключик, куда же и зачем ты ведешь меня?.. Пол ковром устилали рисунки, и у одного я невольно присела. Крылья колоннад… Поворошила листы и невольно вздрогнула. Хуфия, и такая натуральная…
— Уль, я подумала, что раз не могу рассказать, то могу показать, — девочка присела рядом и шепотом добавила: — Уже близко… Разберешься?
Я посмотрела на часы. Почти одиннадцать. Пора выдвигаться.
— Вечером, — я встала. — Собирайся, в архив сходим.
Обычно она была за прогулку, но сейчас неожиданно отвела взгляд.
