— То есть она сама за себя? — переспросила я задумчиво, зацепившись за мысль. — Так вы не только от меня как тараканы в щели забились? Она знает, как вас уничтожить? Знает ключи к вашей силе? — и наобум спросила: — А нужна ли ей Ехидна?
…и я?
— Очень хороший вопрос, — кивнула Морфей. — Думаю, что нет. В гробницу может войти только одна ведьма. И в тринадцатую — тоже. У Сфинкса есть Пламя, и конкуренты ей не нужны. Она убивает нас, чтобы лишить Ехидну оболочек и быстрее толкнуть ее к тебе — только ты способна уничтожить нашу ведущую, — поколебалась и добавила: — Вероятно, в этом смысле она тебе союзник. И не убьет — пока. Пока ты отвлекаешь Ехидну на себя. И она могла оставить подсказки… путь к ней. Внимательнее смотри по сторонам. А коли ты будешь занята тем, как выжить, Сфинкс соберет амулеты. И своими руками, и твоими. И добьется своего.
— Это вряд ли, — я встала, подошла к окну и рассеянно провела пальцем по пыльному стеклу.
Рука сама по себе нарисовала цветок орхидеи. Кое-что я, конечно, в связи с ними вспомнила… Но в восставших ведьм я не верю. К тому же Верховная Круга, в чей кабинет меня притащили после «встречи» с Ехидной отчаянно чихала — ведьмы тоже люди, и на пороге жизни у них случаются приступы аллергии. На орхидеи, например. И кабинет с цветами был чужой, и Верховная, как я и предсказала, умерла. Так в чьем же кабинете меня встречали? И связано ли это со Сфинксом, или я брежу?
…и кто забрал амулет Циклопа — «сердечко» для бабы Зины или?.. И, кстати, ведьма из Круга…
— А что Муза? — я обернулась. — Со Сфинксом или…
— Ну, коли не убила меня, а оставила встречать тебя докладом и рассказом… боится. Знает обо всем и боится. Украденное Пламя — подпитка, способность снова сменить сферу, — и странно усмехнулась: — Ехидна предполагала, что мы перережем друг другу глотки и «угли» за знания, и оказалась права. Муза штопает прорехи, закрывает моим Пламенем свои слабые места. И, стало быть, надеется, что ты доберешься до Сфинкса раньше, чем она до нас.
— И защищает свой амулет, — я кивнула и прислушалась.
Дождь почти стих, гроза стремительно уходила на восток, к наступающему рассвету, и в воздухе тихо-тихо жужжало предупреждение. Посыльный прибыл. Еще минутку, парень, извини за задержку…
— Уже нет, не защищает, — старая ведьма свернула выцветшими глазами. — Она всегда была беспечной. И слишком любила упиваться чужой болью и унижением. Возьми, Маргарита. Сбереги и используй с толком.
Амулет защитника, спрятанный в складках пледа, скатился к моим ногам. Я нагнулась и подняла теплый темный камень.
— Какой сферой сейчас владеет Сфинкс, я не знаю, — Ехидна научила нас менять и сферы, и направления, когда захочется, лишь бы под рукой было Пламя, чужое и усвоенное. Но лично я ее помню темным Воздухом. А в ее команде может быть целый Круг. Будь внимательна и…
И чуть не сказала «осторожна». Да, когда долго охотишься за одним человеком — или убегаешь от него, возникает… почти дружба.
Я подошла к ведьме и положила руку на ее макушку, быстро вороша память и ища необходимое, но… Стёпкино разочарование тоже было заразным. Вместе с Пламенем из Морфея вырвали и нужную мне память об особенностях организмов. Конечно, старалась Муза для себя. И опять подгадила.
— Поясок чудесный, — отметила моя «пациентка». — И моя бляшка есть, смотри-ка… — сухие руки с неожиданной силой дернули мою куртку, задирая. — И светится… Есть у меня время, есть… Ты не знала? — и она посмотрела на меня снизу вверх, почти лукаво. — Не поняла, что создала, а наставница не объяснила? Бляха будет светиться, когда жертва рядом. Или рассыплется трухой при ее смерти. На виду держи. А я пока еще поживу… День, неделю, месяц — но поживу…
Я не стала ее огорчать — за действия начальника-то не в ответе, и что ему в голову взбредет, не знаю. Только поблагодарила за сотрудничество, завернулась в плащ и покинула неуютную хибару. Про себя с огорчением констатируя очередной «пробел» в собственной силе: сердце ведьмы, лишенной магической поддержки, билось как у обычного человека, и, измененное, не опознавалось по привычным маякам. Практически. Я нашла ее, потому что находилась рядом, знала адрес и угадала — кто, а что делать со Сфинксом?
И, пожалуй, эта проблема посерьезнее недобитых поклонников вечной жизни. «Радужная орхидея», надо же… Зашифровалась на совесть. Надо узнать, в чьем кабинете почти тридцать лет назад меня радушно принимала Верховная. Может, это пустая догадка. А может, ключ. От своих «полевых» ребят я слышала, что они проверяли досконально каждую мелочь, каждый слух. А я в полях практически не работала. Кто и как готовит сцену, накладывает грим и шьет костюмы, говорил начальник, не твое дело. Твое дело — выйти и сыграть так, чтобы все ахнули. От страха. А сейчас я бы весь «сценический» опыт с радостью поменяла на «подсобный», чтобы…
Сумеречно-рассветную улицу уже затопил туман, вязкий, густой, ледяной, бесшумный. И в моей голове царило то же самое — очень много неизвестных. Немного слишком — для одной меня…
Беспрепятственно добравшись до дома заклинателя, я поднялась на крыльцо и обернулась. Забор, деревья и кусты казались размытыми призраками. На востоке из-за густой туманной пелены уже вставал тревожно-багровый шар солнца. Улица молчала, и из дома не доносилось ни звука.
Да, немного слишком… Однако. Дерево в тумане остается деревом, и человек за иллюзорной маской и отводом глаз остается человеком. Живым, из плоти и крови. Я прищурилась на ближайший куст. Сейчас его почти не видно, но я помнила, проходя ночью, что в дождь он пах смородиной. Не надо бегать и искать. Надо… вспоминать. То время, тридцать лет назад, когда Ехидна проводила обряд, и все ее основные силы стояли за спиной ведьмы. Не надо присматриваться или идти к кусту на ощупь, дабы опознать. Надо просто вспомнить, как завещала прародительница… где что растет. Вспомнить — наперекор туману.
В доме было тихо и сумрачно. Я разулась, брезгливо закатала грязные джинсы и повесила на крючок в коридоре плащ и снова прислушалась. Из комнаты слева тихо сопел в подушку Стёпа, на кухне справа размышлял у окна, помешивая ложкой чай, отец Федор, так и не сомкнувший глаз. При виде меня он встал и достал из серванта еще одну бутылку. И только тогда я сообразила. Он же священник, презирающий спиртное казак. Никакой это, конечно же, не самогон.
— У меня в помощниках здешний «паук» — единственная в селе нечисть, — сообщил заклинатель, наливая мне стопку. — А у них очень интересные яды — и смертоубийственные, и иммунные, и просто успокоительные. Подержал в руках листок смородины, чиркнул по нему ногтем — и природное снотворное, лучше любых «синтетиков» и даже ведьм и колдунов берущее, готово.
Я так и замерла со стопкой в руке. Внутри шевельнулось нехорошее предчувствие. И яркое воспоминание.
— А кто еще из нечисти способен создавать из жидкости… успокоительное?
— Рассказывай, — прозорливо велел отец Федор.
Было стыдно, но я рассказала. Морг. Незабвенный патологоанатом. Две стопки спирта. Полнейшая бессознательность. И так далее.
