— Ты отпустишь, так твои прихвостни найдут и добьют, — он глотнул чаю.
— Может, и найдут. И добьют, — согласилась я. — Но если я возьмусь, будет хуже. Смерть — она же разная. Бывает, уснул с улыбкой — и проснулся в другом мире. А бывает, ждешь смерть, умоляешь, а она поманит покоем и снова окунет в боль. И в жизнь, что уже не мила.
— Знаю, — колдун сморщился. — Таких, как ты, стрелять надо. Как бешеных собак.
Я улыбнулась:
— Верно. Палачи — самые опасные и непредсказуемые твари. И Ехидна — тому примером. Но вам-то что до этого? Не договоримся — не доживете. Не насладитесь. И курок не взведете, и хворост не подожжете, — затушив окурок, я обняла ладонями теплые бока чашки и задумчиво продолжила: — И одного-то вы не понимаете. Вы создаете таких, как я, своими руками, своими замыслами и поступками. И не будь таких вас, не было бы и такой меня. И встретились бы мы иначе, и говорили бы о других вещах. Но случилось то, что случилось, и…
Афанасий достал их кармана джинсов амулет и положил передо мной. Я прищурилась на символы. Мойра. Голосистый парень за стенкой снова попросил «выпустить» его «отсюда».
— А сотрудничество с вашей организации учитывается? — уточнил колдун и подбросил на ладони ременную пряжку Циклопа.
— Иногда. Начальник решает, — я подняла на него взгляд: — Что? Страшно? Боишься Сфинкса?
— Она всё знает, — мой собеседник откинулся назад и оперся спиной о холодильник. — Всё, и даже больше. Ехидна связала нас клятвами и обещаниями, а потом отдала Сфинксу ключи. Одно ее слово — и костей не соберешь. Против тебя я еще продержусь, если очень захочу, а против нее — нет. Полная беззащитность. И незнание. Кто она, откуда, как выглядит… — и резко сменил тему, стукнув пряжкой ремня по столу: — Это портал для Ехидны. Одноразовый. Она их штук двадцать точно сделала, когда научилась покидать свое тело и обитать в чужом.
Я кивнула.
— У меня был такой прежде, но Сфинкс выманила. Видать, другой кандидат глянулся — кто, не знаю. Может, для себя, — Афанасий пожал плечами.
— А как он работает?
— Обменом. Тело без души долго не проживет, и этот портал меняет души местами. Ехидна — в чужое, а дух из выбранного тела — в ее, — объяснил колдун. — Максимальный срок — сутки-двое, но вряд ли она так рисковала, — и посмотрел на меня внимательно: — Разве не чувствовала ее, — и кивнул на мои ожоги, — через кандалы?
— Когда с Циклопом столкнулась — да, ощутила, но не поняла, — я нахмурилась, отгоняя заманчивое желание всё бросить и целиком отдаться делу спасения своей жизни.
Но — нет. Ибо, как говорит мой сын, нефиг. Нечего метаться. Посмотрела на сосредоточенное лицо Афанасия, на свои ожоги и с небывалой ясностью поняла, что сделала правильный выбор. Стоило подумать о Ехидне — и внутри всё ныло и скручивало болезненно, вскипало злостью, ненавистью и страхом на грани паранойи. И напрочь отказывал мозг, в котором горело лишь два козырных слова — три дня. А стоило подумать о людях, гробницах и защитниках, как ярость унималась, опускалась на самое дно души потопленным кораблем, скрывалась в темной пучине. И «море», принимая «жертву», успокаивалось. И возвращалась способность замечать, анализировать… и отпускать.
— Ехидна не понимает, — колдун скрестил руки на груди и качнул головой, словно жалея: — Не знает, что задумала ее любимая ученица. Не то бы приняла меры.
— Разве? — переспросила я. — А я думаю, знает. В мозгу нового тела покопаться — дел на две минуты. А раз ты в курсе, то и Циклоп знал, и Фавн. И Ехидна через них должна знать.
Он странно улыбнулся:
— Ты видела ее один раз, совсем малой, и не поняла… Вряд ли она способна соображать здраво, палач. И ваши ее потрепали, и от боли за тридцать лет рехнуться легко. Ехидна сейчас — сплошной комок безумной боли от старых ран. Приходит в себя на час — подключается к новому телу, больше отдохнуть от боли, чем оглядеться, — и обратно, чтобы логово не выдать. Даже если бы узнала… Что она может сделать? Ничего.
— Мне ее пожалеть? — едко улыбнулась я. — Бедную-несчастную, всеми брошенную, проклятую и искалеченную старуху? А где ее логово ты, конечно, не знаешь.
— Нет, даже Сфинксу это неизвестно, — и нахмурился, покрутил на столе чашку: — Муза может знать. Она привязывала дух Ехидны к телу и делала порталы. А больше никто. Целителя среди нас нет.
Я допила остывший чай и зачем-то спросила:
— Ты что, тоже захотел вечной жизни? Не дурак вроде. Зачем полез? Тебе же ничего не светило, кроме смерти на жертвенном камне. Неужели никто из вас, мужиков, не сообразил, что стародавним ведьмам с вами нечем поделиться?
— Возможность владеть второй и третьей сферами силы одновременно с врожденной — общемагическое знание, не только ведьмовское. Как и умение продлевать жизнь, — Афанасий встал и снова включил чайник. — Но в остальном ты права. Дурак был, молодой, и теперь расплачиваюсь за это. Зачтешь?
Я достала из рюкзака планшет и предупредила:
— За начальника не ответственна. Расскажу, как было, но как будет, решит он.
Колдун кивнул, налил мне чаю и сел напротив, а я погрузилась в отчет. Вернее, в отчеты. Пока голова еще работает, а события свежи в памяти, описать все, от Долины смерти до… Так спокойно и по-домашнему у меня еще не проходил ни один допрос. Однако дело не во мне, а в беззащитности «пациента». Деваться ему некуда. Или Сфинкс — или мы, но с нами можно договориться, а вот с ведьмой… вряд ли. Как, по сути, и у меня. Или Ехидна… или баба Зина и Круг. Глупых иллюзий я не имела. Ехидне вернуться не позволят.
Закончив, я допила чай и посмотрела на Афанасия:
— Готов? Иди, приляг. Усыпить придется, извини. Для безопасности курьера… и вообще.
Он кивнул. И так посмотрел… почти с благодарностью.
Дождавшись курьера на кухне и убедившись в «отъезде» обоих, я привычно замела следы, уничтожив все ненужное, а нужное и интересное сложив в «посылку». Амулеты, бумаги, исписанные мелкими каракулями, зелья… Пусть команда разбирается, а мавр свое дело сделал. И пошел на свежий воздух, а то тошнит от прокуренной духоты.
Дождь заканчивался. Гроза, сердито ворча и огрызаясь тихими раскатами и слабыми зарницами, уходила прочь от города. Я постояла на улице, подняв лицо к темному небу и наслаждаясь ночной свежестью. И необыкновенной тишиной. Слабо барабанили по лужам последние капли, стекали с крыш и карнизов дождевые ручьи, шуршал в ветвях ветер. И всё. И — ни души…
…согласиться на смерть, чтобы хотя бы три дня пожить свободной, раскованной и спокойной… собой — пожалуй, в этом что-то есть. Правда, остается вариант предсказания — прародительница пообещала мне дочь, а мертвые не лгут и очень редко ошибаются. Чем не основа для веры в лучшее? Но я искала ее в себе и не находила. Именно эту — не находила. Боялась как огня из-за специфики профессии. Моя сила в другом.
Достав телефон и найдя в интернете соседскую» песню, я надела наушники, оседала подушку и взмыла к небесам.
