— Тебя это смущает?
— Нет!..
— Вот и правильно, — одобрила Элла. — Куда пойдете сегодня?
— В цирк. На воде, — добавила Мара зачем-то.
— Смотри по сторонам, — негромко посоветовала наставница. — И находись там, где много людей. В толпе тебя не тронут.
— Думаешь?..
— Уверена. Тебя будут выманивать из убежища. Чтобы держать поближе к Ехидне. Чтобы не ничему полезному не научилась. Чтобы у одного наблюдательского палача не появилось подспорье в виде второго. После недавней облавы их осталось еще меньше, и выжившим потребуется время — спрятаться, замаскироваться. Они залягут на дно, не ненадолго. Если не сейчас, то через пару лет они начнут охотиться за тобой. Следить. Выжидать. Любовь любовью, Мар…
Она кивнула, понимая.
— Что Ехидна?
— Пока не приходит.
С тех пор, как в ее мыслях поселился новый человек, и постоянно бояться стало некогда, старая ведьма оставила Мару в покое. Но они с наставницей иллюзий не питали.
Это затишье перед бурей.
* * *
Элла стояла у окна и невидяще смотрела вдаль.
Десять лет. Десять лет она искала способ избавить ученицу от кандалов и не находила. Они перерыли и свои архивы, и архивы Круга ведьм. Объездили окружные. Напросились в столичные. Но результата не было. Вообще. Кандалы не снять.
Теперь начинался следующий этап охоты за знаниями: допрос пойманных оступившихся и прогулки по так называемой ведьминской периферии — поездки в глухомань, к тем, кто по разным причинам не входит в Круг, но живет долго и знает много. И иногда придется оставлять Мару в штаб-квартире, под надзором мальчишки. Сам-то по себе он неплохой, но больно безалаберный, как и любой «летун». Кажется, до конца в серьёзность проклятья он не верит.
И в мыслях шевельнулось предательски: можно было бы попасть в гробницы… Ведь Ехидна взяла заклятье оттуда, и там же — наверняка! — есть и ключи к избавлению. Всякое ведьмино проклятье, говорила прародительница, как замок, и открывается он тем же, чем и запирается. «Тем же», думала не раз Элла, — это Ехидна. И получилось бы найти ее… Но не выходило. Хитрая тварь спряталась на совесть. И никто из приспешников о ее местонахождении не знал.
Да, проникнуть бы в гробницы… Она бы рискнула. Всем — ради несчастной девчонки, у которой вообще ничего не было. Элла палачом свое отжила — пока не добралась до Пламени, но уже понимала, что отжила. Устала. Почти вымерзла. И всё меньше находила в себе человеческих эмоций, и большого труда стоило не срываться на «пациентах». Совсем скоро она профдеформируется окончательно и станет негодной для полевой работы. И опасной — даже для любимой семьи.
А еще Маргарита Викторовна, старейшая боевая ведьма, готовилась мумифицироваться и все чаще капала Элле на мозги — дескать, вот-вот помру, так и на жертвенный стол бы легла, ради девочки-то. Такой рухлядью, говорила, даже неприлично за столь важные знания платить, но стародавним же всё равно, кто умирает, лишь бы с силой да наверняка помер. И эти слова бередили душу. Но — время…
Время появления гробниц всегда определенное, и вряд ли они успеют попасть туда вперед Ехидны и ее своры. А если и успеют… то придется драться. С ее приспешниками. С ней. И бесценное время будет потеряно. И нет никаких шансов. Только дурацкая, невозможная в ее вымерзающей душе и глупая в ее возрасте вера. В случайности. В совпадения. В чудо. Ведь если есть злые чудеса, то обязательно должны быть и добрые… Другое дело, что злые Элла не чудесами считала, а своей работой.
Но — все-таки…
Мару любили. Резкая и диковатая, острая на язык и часто несдержанная, она, несмотря на проклятье, искрила жизнью. Редкость в наше сумрачное время. А такие люди притягивают, держат, не отпуская, не отпугивая даже чрезмерной честностью и странным чувства юмора.
Но самое главное, у нее не было внутренних оков. Пока — не было. Естественная, искренняя, живая… в отличие от нее. Правила поведения по регламенту в ней не приживались категорически. Она легко могла явиться на допрос в топике и летних шортах, нахамить «пациенту», сказать всё, что о нем думает, а потом заявить — давай, мол, колись быстро, меня любимый мужчина ждет, я уже опаздываю.
Элла ее за это ругала, а внутренне завидовала по-белому. Молодость… Но однажды ученице всё же придется облачиться в то, что Артемий называл то «корсетом», то «броней» палачей. А они ничуть не лучше кандалов от Ехидны. Ничуть. Если не хуже.
Кандалы проклятья сковывают, подчиняя, тело. А «броня» правил палача — душу. И убивает.
* * *
…Муза улыбалась. А наставница менялась, медленно, но неотвратимо. Сама ломала себе пальцы на руках, выворачивала локтевые суставы, чадила черным. И тоже улыбалась. Нарисованно. Кроваво. Но пока кровь была темно-красной. А не серебристой, как у…
В мозгу вспыхнуло — надо что-то делать. Пока еще не поздно… Пока… Абстрагироваться. Выучка наставницы и ее труды не прошли даром. Сначала — абстрагироваться. И вычленить важные детали. Муза не нападет — не посмеет пойти против воли Ехидны. И если уж Элла не смогла одолеть ведьму, то у нее точно не получится. Своей силой. А если…
Муза, при всей ее внутренней тьме, светлая ведьма. Ее силу никто не засечет. Маяки наблюдателей настроены только на противозаконную тьму — и очень зря. Но опасные заклятья светлых давно утеряны, а известные не несли опасности для жизни. Недальновидно, но…
Мара подняла голову, посмотрела на ведьму и мрачно ухмыльнулась, закатывая рукав джемпера. Да, Муза — светлая, ее магию не почуют. А вот темную — опасную темную — почуют. И примчатся. Ехидна ведь не только «питалась». Она старалась перетянуть на свою сторону и заставить уйти от наблюдателей, совращала запретными знаниями. И суть некоторых заклятий Мара уловила. Пора попробовать.
— Что это ты делаешь? — Муза приподняла рыжие брови.
Мара не ответила. Она творила. Быстро, смело и четко, пока старая ведьма не разгадала замысел, смешивала заклятья. Щепотку «кофемолки», частицу паралича, крупинку остановки сердца, клочья порванных мышц… Набухший в левой ладони черный шар заискрил морозным серебром, запульсировал, судорожно сжимаясь-разжимаясь.
— Ты что творишь, дура малолетняя!.. — Муза разом растеряла всю свою доброжелательность, и ее улыбка превратилась в оскал. — Пре…
Воздух загудел и завибрировал от невидимо запищавших маяков. И нахлынувших наблюдателей. Старая ведьма ощерилась, зашипела облезлой кошкой. Раскинула руки и швырнула сразу два заклятья. Одно — в неподвижную Эллу. Второе — в Мару. Наставница в страшном молчании упала, как подкошенная, а ее ученица увернулась, отгородилась, успев преобразовать недоделку в щит, и рухнула с площадки строительных лесов вниз.
* * *
Выжила…
Мара сидела, утонув в глубоком кресле, в полной темноте, обняв колени, и не понимала. Зачем?.. Зачем люди выживают, если заслужили смерть?.. Элла, сильная и смелая, из-за глупости и слабости своей дурной ученицы теперь одной ногой в могиле. Уже трое суток над ней колдуют целители тела и души, но…
