— Нет, — отрезала я коротко.
— Ладно, — согласилась она, подходя. — Но обещай мне… всё рассказать. Когда я буду на пороге. Обещай. Иначе я… не умру от любопытства.
— Обещаю.
— Закрой глаза. И выбирай сердцем.
Меня окутало тепло. И неожиданно внутренним взором увиделся «мертвый круг». Первый палач рода, прабабушка, бабушка… мама. Они обходили гробницы — но словно находились рядом со мной. Прародительница — суровая и недовольная моим решением, а мама улыбалась. Она, как и я, мечтала, что однажды…
— Бери, — голос бабы Зины донесся глухим эхом откуда-то издалека.
И я схватила. Открыла глаза, улыбнулась и прижала к груди белоснежный комок света. Свершилось… На глаза навернулись слезы. И этот выбор — не только для меня…
— Мы там точно больше не нужны? — огненная ведьма тактично отвернулась. — Точно? — и достала амулет метлы. — Подбросить до дома?
Я отрицательно покачала головой. Нет, мне надо… подумать. Да, до города далеко, и я там буду только к утру. Да, пойду босиком по майской росе, забыв кеды в долине. Да… всё — да. Теперь — точно всё, и безо всяких «почти». Долгая дорога домой — это чудо, счастье, которое хочется растянуть. Чтобы понять. Осознать. И попрощаться. И вернувшееся «на место» сердце заныло. Еще же нужно прощаться…
— Позволю себе напомнить об обещаниях, — баба Зина оседлала свернутый трубкой потертый половик и сверкнула белозубой улыбкой. — Не скажу, что с вами было приятно работать, Маргарита Владимировна… Но мы смогли ужиться и сделать большое дело. Ну, будем?
— Будем, Зинаида Петровна, еще как будем, — я улыбнулась в ответ. — А внука оставьте здесь. Уеду — заберу его с собой. Благодарю за сотрудничество.
В город я пришла с рассветом. Брела по сумеречным улицам, спотыкаясь от усталости, и чувствовала себя страшно голодной. И… нет, не счастливой. Или счастье пока не могло найти во мне места, или я просто забыла, что оно собой представляет. Зато расслабленное умиротворение било через край. Больше не надо ни за кем охотиться, не надо пытать, убивать — вернее, спасать… Теперь — только спасать.
А город просыпался. Зевая, мели тротуары дворники, гуляли со своими питомцами собаководы, а из пекарни на углу так пахло свежей сдобой, корицей и карамелью… Я невольно осмотрела себя, вздохнула и пошла домой. Грязные джинсы, не менее грязные босые ноги, мятый свитер с испачканным кровью левым рукавом… И от заклятий, даже простого отвода глаз, надо воздержаться. Пока привыкну к новому «углю» в правой руке, пока ее разработаю и переучусь…
Зато дома были пельмени, да. Те самые, что Стёпка купил, а я недоела. Помыв руки, я налила воды в кастрюлю, поставила ее на конфорку и включила печку. Налила воды в чайник и поставила кипятиться. Открыла холодильник, сморщила нос разочарованно и пошла в ванную. Смывать дорожную грязь — и маскировочную личину.
Бутылек с «сонным царством» я оставила в сундуке. Нечисть есть нечисть. Бес, как и незабвенный патологоанатом, притворился, что помогает, и радостно удрал. Да далеко не убежит. И я закрыла пробку. Заклятье притянет обратно, и потом его участь решат уже наблюдатели. А я… Достав склянку с заживляющим зельем, я улыбнулась. Я теперь на пенсии. Осталось написать соответствующее заявление. Буду печь пирожки, сочинять сказки и нянчить внуков. Правда, мне прародительница еще дочь обещала… и это отличный стимул продолжить бороться за себя. Ибо…
В ванной я разделась, помылась и вооружилась чистым ритуальным ножом. Тонкие иглы, соткавшие личину, выходили из-под кожи одна за другой, как старые занозы, со звоном падая в ванную. Пара игл — прижечь ссадины, еще пара игл… Покрасневшая кожа вспухала, чесалась, кровила. Но посплю пару часов — пассивная сила вылечит, и следов не останется.
Закончив, я тщательно собрала все иглы, убрала их в коробку и сполоснулась, смывая кровь. Завернулась в полотенце и пошла в коридор, к большому зеркалу. Слегка кружилась голова, я брела, держась за стену, и привыкла. Заново привыкала к предметам, ставшим ниже. И к себе, ставшей выше. Всего-то пять лет в чужой «шкурке» — а так вжилась…
Зеркало показывало… пока еще маску. Но черты уже плыли, меняясь, и я зачарованно наблюдала за переменами. Посветлели глаза, волосы и кожа. Заострился подбородок. Нос стал меньше и обзавелся мелкими веснушками. Губы растягивались в улыбке — и грустной, и довольной.
Здравствуй и прощай…
Я прижала правую ладонь к своей щеке, провела левой по щеке отражения.
Прощай, Мара.
Прощай, друг мой.
Здравствуй, Элла.
Здравствуй, я.
Глава 7
Для представления, особенно на Рождество,
может понадобиться старая ведьма,
а в конце своей жизни я готова и к этому.
Ингмар Бергман
— Ты куда? — Мара внимательно наблюдала за наставницей.
А она собиралась — неспешно, вдумчиво. Выбирала зелья и разложенные по коробкам компоненты, амулеты и заготовки, аккуратно складывая их в рюкзак. Руки делали, а мыслями Элла находилась уже далеко. И явно одна.
— Эля! Куда ты собираешься? — настойчиво. — Я с тобой.
— Нет, — очнулась она. — Тебе лучше остаться здесь.
— Почему?
Наставница замялась. Посмотрела на Мару искоса, насупилась, точно нужные слова подыскивая, но, не найдя, улыбнулась растерянно, вздохнула и пояснила:
— Ты ребенка ждешь. Две недели, но… Не надо волноваться и рисковать. Останься, — попросила мягко.
Мара покраснела. Так и не научилась слышать свой организм…
— Я поеду, — сказала она твердо. — Не знаю, куда, но… Должна поехать. Так надо.
Словами «так надо» у нее выражалась интуиция. Элла интуитивно чувствовала новую жертву и ее слабые места, а у Мары палач, видимо, из-за постоянной угрозы жизни, чуял нужные знания. Если она говорила, что ей куда-то надо, значит, там находится полезный человек. Наставница вспомнила, куда и зачем собралась, поспорила с собой, покосилась на настырную ученицу и кивнула.
— Навестим бабку Лукерью.
— Бабка Лукерья? — переспросила Мара с любопытством. — «Угольщица»? Ты что, собираешься?.. — и запнулась. — Зачем?.. Нам же нельзя!..
— Однако тебя интуиция ведет к запретному, минуя инстинкт продолжения рода, — усмехнулась Элла, затягивая рюкзак. — С отступниками одной нашей разрешенной магией немного навоюешь, врага лучше бить его же оружием.
— Но…
— Павел Сергеевич в курсе и не против, — закинув на плечо рюкзак, наставница достала из ящика стола перчатки с чужой силой. — Не передумала? Десять минут на сборы.
Они уходили прямо из комнаты Эллы. Надев с помощью ученицы перчатки, наставница открыла прямой портал, и через пять минут они стояли посреди цветущего луга. Горячий душистый ветер, трава по пояс, едва заметная тропа, жужжание пчел и шмелей. В двадцати шагах темнела еловая стена.
