– «Белка», – призналась она тихо. – Я не запрещена… вот.
Дрожащими руками она отвернула растянутый ворот свитера и показала монетку на шнурке – тускло-медную, с почерневшими краями. Закончился «срок годности».
– Я и правда из Краснодара. Маму не помню, папу... убили. Кто-то по пьяни, может, люди, может... не знаю. Я сбежала, – рассказывала Анжела сбивчиво. – Я ведь несовершеннолетняя... а тут раньше жила бабушка. Родная. Теперь ее нет уже. Я здесь хочу остаться. Бабуля меня приютила, поверила... Я работаю, и мне нравится. И бабулю люблю. Это не я от нее питалась, честно... Можно остаться? – спросила очень тихо.
Я глянула на нее задумчиво. «Белки» – нечисть мелкая, неопасная. Вряд ли она пила силы из бабушки. Вряд ли она вообще умеет пользоваться тем, чем владеет. Маленькая еще. Только удирать быстро да следы заметать поди научилась. Правда, как несовершеннолетней ей полагается быть на «поводке» – так называется силовая привязка к старшему семьи, кто сможет контролировать... Но в порядке исключения можно и к человеку привязать. Потом. Если человек будет в курсе и не против.
– Пару часов назад в подвале меня пытались убить, – я смотрела на нее в упор. – Чем объяснишь?
Она снова огляделась затравленно, а потом пододвинула к себе ноут и быстро-быстро застучала по клавиатуре, набирая текст. А после я прочитала: «Здесь есть кто-то из высших – и в городе, и в гостинице. Не чую, кто, но это от них здесь такой холод. Ледяной ветер по комнатам – это не погода. Они всё знают. Мне страшно…».
...и уйти некуда, читалось в огромных глазах.
Я откинулась на спинку стула. Значит, высшие... Нечисть не умеет лгать – прописная истина, проверенная временем. Она может выкручиваться и изворачиваться, уходить от ответа и недоговаривать, но на прямой вопрос «Ты нечисть?» всегда честно ответит: «Да». Или промолчит, что сродни признанию.
– Чаю?.. – робко посмотрела Анжела.
Я молча отодвинулась от стола, давая ей выйти. Пока она возилась с чайником, кружками и водой, тщательно отмывая свою чашку от эссенции, я снова и снова перечитывала ее заметку. Она не поняла, за чьей маской прячется нечисть, но поняла, что высшая – сумела определить уровень силы или просто интуиция? И в гостинице, и городе... Похоже, здесь «гнездо». Заметит ли отряд потерю бойца? Конечно. Чем мне это грозит? Не знаю. Но мне тоже страшно. Но пуще странной нечисти пугает неизвестность. Кто? Где? Когда? Зачем? Вопросы в пустоте...
– Вы сказали, зелье действует почти на всю нечисть, – заметила Анжела, садясь на свое место. – А на кого не?..
– На высших вроде бесов, – ответила я рассеянно. К сожалению. – Как ты поняла?..
Она поозиралась и снова напечатала: «Приказать пытались. Высшие – старшие – над всеми мелкими имеют власть, подчинить могут, на себя работать заставить. Но я несовершеннолетняя, и пока мне не исполнится лет тридцать – пока я не достигну нужного уровня силы, мне может приказывать только родня, через кровь. От других защита. Силы нет, и им не за что зацепится. Нечего использовать».
Я кивнула, принимая объяснения. Всё верно. Только мне от этого не легче.
– Ты знала, что от бабули питаются?
– Конечно, – и девчонка застенчиво улыбнулась. – Потому и рассказывала, намекала... Надеялась на вас. Спасибо. Я и правда люблю бабулю. Спасла она меня.
– Анжел, ты понимаешь, что происходит в городе? Что он скрывает?
– Смерть, – ответила она тихо. – Много смерти. Ее я чую. С туманом – больше, без тумана – меньше. И больше ничего, – и виновато добавила: – Извините. Мало с меня толку, проблемы только...
– Разберемся, – я допила чай и встала. – Узнаешь что-нибудь – не молчи. За помощь и сотрудничество с меня патент. Доброй ночи.
– Доброй, – она кивнула.
Я поднималась наверх в настроении мрачном и тяжелом. Да, мелкую нечисть вычислить просто, а вот крупную – высшую... Они не ведутся на петрушку, потому что могут покидать свое тело и подселяться второй душой к человеку, приглушая силу. Одержимого тоже можно распознать, но лишь в первые недели подселения, пока души спорят, кто главнее, пока нечисть учит чужие привычки. А потом и не каждый заклинатель узнает одержимого, если не будет наготове. В родном же теле высшие живут нечасто – слишком много в них силы, слишком заметны.
И снова вспомнились Карина с убийцей-«наблюдателем». Многолетние исследования доказывали, что ни к магу, ни к ведьме высшая нечисть подселиться не может, как и подпитаться от нас – сила в нашей крови вырабатывает против этого иммунитет. Но теперь я уже ни в чем не уверена.
Вернувшись в номер и не заметив следов незваных гостей, я долго бродила из угла в угол, вспоминая подвальное происшествие, повторяя по себя разговор с Анжелой. И понимая, что не усну. Несмотря на силу Руны и внезапное заступничество Карины, мне страшно здесь засыпать. Боюсь проснуться, замерзая, боюсь не проснуться, замерзнув, боюсь... Даже ледяных сквозняков, гуляющих по полу, уже боюсь. Настоящей ведьмой я ничего не боялась, но теперь...
Остановившись, я посмотрела в окно, и в темном стекле вместо своего расплывчатого отражения увидела четкое лицо «рудимента». Он всегда появлялся, когда я... двоилась. Когда одна, новая, часть меня требовала всё бросить и сбежать, пока цела, а вторая, опытная боевая ведьма, твердила: не смей. Отставить страхи. Вперед на баррикады. А поскольку боевой ведьмой я была гораздо дольше, чем трусливым человеком, да и третьего не дано...
Решительно зашторив окна и включив верхний свет, я привычно сходила за горячим чаем, заодно забрав из машинки постиранную одежду, смешала в кружке коктейль из успокоительного и тонизирующего, выпила и села на ковер – разбирать «подвальную» добычу.
Окровавленный лед в платке не таял, и я пока убрала его в шкаф. Лабораторные опыты лучше проводить не в помещении, а на улице. Балконов здесь нет нигде, в подвалы я больше ни ногой... а вонять будет. Завтра вечером схожу к реке и проверю, что же мне попался за зверь. Свербит сбегать сейчас... но поздно. Не стоит рисковать.
Две потрепанные книги без обложек – повести Гоголя и русские народные сказки. Пожелтевшие пыльные страницы, заляпанные пролитым чаем, усеивали отметки внимательного чтения – подчеркнутые предложения, галочки на помятых полях. Я просмотрела обе, чихнула и отложила в сторону. И взялась разбирать тряпицы. Оказалось, это грязные старые полотенца, видимо, приготовленные для уборки да забытые. Раз резонировали – значит, в них была завернута подковка. Оставалась случайная ножка стола.
Едва я за нее взялась, прежде протерев носовым платком, как Руна подняла голову, навострила уши и шумно принюхалась. Я повертела ножку, рассматривая. Массивная, резная... полая. Нижний деревянный «завиток» открутился с тихим скрипом, выпуская из пыльных деревянных недр тугой свиток. Додумались же, а...
Пустой лист пожелтевшей бумаги не удивил. Стародавние ведьмы часто «закрывали» текст от непосвященных. Припомнив слова заклятья-просьбы, я вернулась за стол, где еще лежали неубранными инструменты, достала иголку, проколола указательный палец и неуклюже расписалась на пустом листе, шепча нужные слова. Обещаю никому не показывать, не рассказывать... И артефакт стародавних, едва я договорила, явил карту. Вернее, даже не карту – схему-набросок. Перекресток, отдельно стоящие дома, ёлки – не то лес, не то парк...
