Подняла крышку, повернула… Ящик оказался гибридом туалетного столика и косметички. Зеркало заменяла отполированная медная пластина. Я вздрогнула, увидев свое отражение: расплывшийся, с пятнами вместо глаз и рта силуэт.
— Да, не очень хорошее. Вот, сюда посмотри! — передо мной поставили блюдо с водой.
Его поверхность отражала все до мельчайших подробностей. И я снова вздрогнула: за это время я привыкла к азиатским чертам окружающих, и мое собственное лицо показалось странным.
— Ты замужем? — Соно достала из ящика деревянную расческу.
— Нет. А что?
— Да вот, смотрю, как тебя причесывать будем. Эх, кто же тебе волосы так обкорнал!
— Да, не мешает уже снова подстричься, — машинально кивнула я, не заметив, какой ужас отразился в глазах у Соно — думала о Куён.
— Да как же это можно? — всплеснула руками нянька принца, — Где это видано — волосы женщине добровольно стричь! Даже мужчины этого не делают.
— А почему? — теперь уже удивилась я.
— Волосы на голове — родительский дар. Обрезая их, мужчина проявляет непочтительность. Ну, а женщина так прямо наносит своим предкам оскорбление, и её род ждут несчастья.
— Бред, — хмыкнула я, но настаивать не стала, вовремя вспомнив про монастырь и устав, — Соно, а как ты меня хотела причесать?
— Да косу тебе надо на голове уложить, только где её взять, такого цвета, — каштанового цвета пряди скользнули между пальцев женщины, — Ладно, что-нибудь придумаем. А пока просто носи ленту!
Едва отросшие волосы на затылке собрали в куцый хвостик и закрепили полотняной лентой с вышивкой на концах.
— Вот так. А этим — Соно достала бутылочку, закрытую свернутой в турунду тканью, — протирай лицо на ночь. И вот этим смазывай.
Я взяла протянутый горшочек. Он удобно уместился в ладони. От желтоватой мази приятно пахло медом.
— Спасибо, — кивнула благодарно и снова взялась за кисть.
ГЛАВА 4
Соно тут же отодвинула зеркало в уголок и вышла, чтобы не мешать.
Несмотря на все старания Туанхо, отсев среди моих учеников оказался огромным. Кто-то брезговал «грести дерьмо за шавками», кого-то я сама отправляла, видя, что учится через силу. Но те, кто остался, радовали. Выучили стати, причем термины звучали по-русски. Ну не могла я от них добиться, как называется та или иная часть тела на местном языке! У коров могли сказать, а у собак — нет.
С кормлением тоже разобрались. Пришлось подключить фантазию, но примерные рационы мужчины составлять научились. Забавно было наблюдать, как они, кусая черенок кисточек, старательно выводят на бамбуке иероглифы, а потом зачитывают мне, потому что осваивать местное письмо у меня времени не осталось.
Постепенно у каждого щенка появился свой собственный проводник. Они и занимались с малышами под моим четким руководством. Остальные наблюдали, запоминали и делали выводы. Но почти каждый день я видела Куён. Девочка тайком следила за занятиями, а подойти поближе боялась. Несколько раз я замечала, как холодное зимнее солнце рождает на её щеках искры. Плакала?
И я не выдержала. Но разговор с родителями ничего хорошего не принес:
— Моя дочь не будет бегать за собаками! — довольно резко заявил мне отец, — Ей к замужеству готовиться надо!
— Но ведь она еще ребенок! — ужаснулась я.
— Да какой же ребенок! Жених уже есть, через три года и свадьбу сыграем.
Мать Куён тихо обмолвилась:
— Иначе заберут в Террах. Они требуют девушек для служения при дворе Императора.
— Террах — это что? Столица?
— Это империя! Полторы сотни лет назад мы проиграли войну. И с тех самых пор наши правители должны получить разрешение на наследование трона от их Императора. А страна — платить дань. Белым женьшенем, лошадьми и… девушками. Но если девушка имеет мужа, она Императору не нужна. Поэтому наша Куён выйдет замуж, едва достигнув тринадцати лет.
— Сурово, — только и смогла произнести я, потрясенная новыми знаниям, — Но все же… у неё особый талант! Она станет прекрасным кинологом, не запрещайте ей заниматься, прошу вас!
— Будь она мальчиком, я сам бы привел её к тебе. Но девочке негоже заниматься мужским делом и готовиться к войне. Может, в вашем мире это и не так, но мы не нарушаем обычаев предков. Наши женщины сидят дома и оберегают дом. Ну, а если их мужчина погиб… то они могут сгореть вместе с этим домом, потому что больше никому не нужны.
Я не стала спорить. Просто развернулась и ушла. А в ушах стояли жестокие слова отца Куён: женщина ценна лишь как мать мужчины.
Дома я еще и от Соно получила нагоняй за самодеятельность. Но вечером, за ужином, Ёншин вдруг тоже заговорил о девочке:
— Она на самом деле настолько талантлива?
— Куён любит животных. И понимает. А главное, у неё очень большое желание учиться.
Ёншин задумался. А потом велел:
— Завтра покажешь, на что способна эта девочка.
Я просто кивнула, хотя от меня ждали традиционного «Да, Ваше Высочество». Но мысли были о другом — принц недаром назначил смотрины на завтра. Я как раз планировала погонять учеников по статям собак. И Ёншин изъявил желание присутствовать. И это превращало простой зачет в экзамен!
Мужчины приоделись, словно не на занятия пришли, а на праздник. Деревенские побросали свои дела и тоже явились посмотреть, что к чему. Дети сверкали любопытными глазами из укромных местечек — им велели не мешать, да и сами бы не осмелились. А вот Куён я не увидела. Мальчишки сообщили, что ей запретили смотреть. Ёншив, услышав такое, велел привести девочку.
Она появилась в сопровождении родителей спустя полчаса, разряженная, как подружка невесты. И красная, как ягоды рябины, которые она всегда собирала для собак. Но мне стало неловко:
— Ваше Высочество, я планировала обычное занятие с контролем знаний. Но вижу, от меня ждут чего-то необычного.
— Делай, как хотела. Мы не будем мешать. Верно? — обратился он к зрителям.
Из толпы послышались согласные выкрики, и мне пришлось смириться.
— Тогда начнем! Кто первый?
Мои семь учеников переглянулись, и вперед шагнул Лидо. Звезд с неба он не хватал, но зубрил прилежно. Да и собак зря не шпынял, так что я оставила его в группе.
— Хорошо. Пойдем. Опиши этого щенка!
Сука, привязанная к дереву, поджала хвост. Она была не из смелых, как и её щенки. Все они при первом осмотре забились под сарай и скалились, а когда я вытащила первого, началась истерика. Я забраковала всех. Но для описания эти креветки вполне подходили — своих собак мои ученики знали уже вдоль и поперек.
Я выловила трехмесячного малыша и протянула Лидо. Тот уверенно взял его в руки и начал:
