Даша не стала церемониться. Да еще конкуренция дала о себе знать — я на её глазах возилась с другими собаками! А на неё, любимую, внимания не обращала!
Желание заслужить похвалу, жажда работы вылилось в такой азарт, что я сама удивилась. А уж об остановленных на полпути ко мне солдатах и говорить нечего!
Генерал, судя по всему, тоже оказался под впечатлением. Но ничего не сказал, просто еще раз внимательно посмотрел на привязанных собак и ушел.
— Госпожа Стелла, вам бы отдохнуть, — продолжал настаивать Хансо-ран.
— Да-да сейчас, — адреналин еще бурил в крови, не давая успокоиться, — только охрану выставлю. Нельзя собак одних оставлять.
Никто из отряда возразить не посмел. Я распределила дежурства и только после этого ушла к себе.
В комнате меня начало отпускать. Руки похолодели и пальцы почти не сгибались, кожа немного посинела. Хансо-ран, уже собравшийся уходить, всполошился:
— Что с вами?
— Ничего страшного. Нервы. Сейчас пройдет.
Но холод уже пробирался к самым костям, вызывая озноб.
— Линен! Завари чай. С женьшенем. Сбегай ко мне…
— У нас свой есть, — отозвалась служанка и выбежала из комнаты.
Меня уже колотило. Хансо-ран принес одеяло и укутал, как заботливая мать — ребенка.
— У вас руки… горячие, — я попыталась улыбнуться.
Ёнмиран тут же обхватил мои ладони. Но вскоре и этого ему показалось мало. Он наклонился, и стал согревать озябшие пальцы дыханием.
Жест, интимный даже в моем мире…а этом…
— Не надо, — попыталась я освободиться.
Он не отпустил. Напротив, придвинулся поближе и… обнял.
Я не успела возмутиться: напряжение схлынуло, а одежда Хансо-рана пахла дымом, лошадиным потом и немножко, совсем чуть-чуть — благовониями. Вокруг словно возник уютный, спокойный кокон. Я разрешила себе посидеть так. Немножко. Совсем чуть чуть… Всего минутку.
Глаза сами закрылись, и вскрик вернувшейся Линен послышался где-то на грани сознания.
Теплые объятия немедленно разжались. Я открыла глаза.
Линен накрывала на стол. Заварник, широкая миска с носиком и наперстки, в которые полагалось наливать обжигающий чай… Два. Значит, она предполагала, что Хансо-ран составит мне компанию.
Сам он сидел, не шевелясь. Но лицо полыхало, как небо на рассвете. Мои губы сами расползлись в улыбке: в этом мире простое прикосновение мужчины и женщины имело особый подтекст.
— Чаю?
— Да-да, — торопливо согласился Хансо-ран и пересел к столику.
Для чаепития в Ранко существовал целый ритуал. К счастью, он очень отличался от китайской или японской церемоний нашего мира. Из-за того, что любому гостю предлагали чашечку чая, сложностей не разводили — достаточно было придерживаться общей канвы. А уж на ней каждая хозяйка вышивала свой рисунок.
Сортов чая существовало великое множество: от привычных мне еще по дому черного и зеленого, до экзотического, из зерен ячменя или риса.
Вот теперь пришло время показать, чему я обучилась, а заодно дать время Хансо-рану прийти в себя.
Мы привезли с собой несколько сортов: простые, доступные даже простолюдинам, и редкие, из тех, что пили только во Дворце. Я выбрала чай из лепестков дикой хризантемы. Их несколько недель выдерживали в меду, а потом сушили в тени, так, что они сохраняли природный цвет.
Вода в глиняном сосуде еще кипела, когда Линен внесла его в комнату. И, когда я наполняла чашу, вместе с ней вырывался пар, норовя обжечь. Приходилось очень аккуратно наливать кипяток в чайник и чашки, подготавливая их к церемонии.
Лето еще не собиралась сдавать позиции, пришлось выбирать способ заваривания, подходящий этому времени года, хотя при зимнем вкус казался мне насыщенней.
Вода, радостно булькая, наполнила заварочный чайник. Её поверхность припорошили чуть желтоватые лепестки хризантемы. Они падали с бамбуковой ложки осторожно, словно не желая окунаться в жаркую темноту чайника.
Здесь следовало быть очень осторожным — цветки сами по себе обладали насыщенным вкусом, и стоило положить чуть больше, напиток становился горьковатым. А если после того, как на чайничек опускалась крышка, отсекая пропитанный цветочным ароматом пар, проходило больше двадцати секунд, все приходилось повторять сначала.
Я медленно сосчитала до десяти. Пора!
Прозрачная, пахнущая медом струйка ударилась о дно миски. Осторожно, стараясь не наклонить заварник больше, чем нужно, я перелила чай. И тут же добавила в чайник кипятка. За это время напиток немного остыл, и его можно было пить без риска обжечься.
Чтобы разлить его по крохотным чашечкам, требовалась ювелирная точность. Для этого и требовался носик на мисочке. Благодаря нему струя получалась не толще нити для шитья.
Хансо-ран чуть склонил голову, когда я поставила перед ним чашку. Взял двумя руками и осторожно пригубил.
Он уже пришел в себя, но светская беседа, обычно сопровождающая чаепитие, не заладилась — мы оба устали. Поэтому ёнмиран быстро откланялся, а я, наконец-то, смогла поспать. Но едва закрыла глаза, как на улице взревели трубы — наступило утро.
Армия в этом мире мало чем отличалась от той, что была в моем. Общее построение. Перекличка. Завтрак. Генерал несколько раз делал обход лагеря, так что я то и дело ловила на себе его тяжелый взгляд.
— Госпожа, вам лучше вернуться к себе, — причитала испуганная Линен.
Я не слушала. Сидеть в той конуре, боясь высунуть нос на улицу казалось изощренной пыткой. Тем более, что впереди маячил огромный фронт работ.
Начали с вольеров. Здесь, в крепости, планировалась постоянная дислокация кинологического отряда, и совет обойтись будками я сначала честно проигнорировала. Но когда он прозвучал второй раз…
Пробиться в кабинет генерала не удалось — его охраняли чуть ли не лучше императорского. Пришлось поджидать на улице. Хансо-ран посмеивался, но смириться не предлагал. Мало того, устроил учения своих енмино на площадке неподалеку. Его присутствие придавало сил, и когда генерал показался в дверях, мой энтузиазм оказался даже сильнее, чем нужно.
— Вы следите, чтобы ваши солдаты были сыты, обуты, одеты. Чтобы спали в домах с крепкими крышами и без щелей, в которые может забраться зимняя стужа. Я не люблю сравнивать людей и животных, но сейчас сравню: собаки — те же воины. Им нужно место, чтобы отдохнуть после тренировок и службы, и хорошая еда, чтобы хватило сил для работы.
— Мои люди — не собаки! — генерал скрестил руки высоко на груди.
— Но и мои собаки — не дерьмо под сапогами! — кровь прилила к щекам, стало жарко, хотелось заорать и кинуться на собеседника с кулаками. Как же надоело это презрительное отношение!
